Если группы вроде Amebix выдавали самый сокрушительный звук, какой только был возможен, то The Mob добились успеха, продемонстрировав свою уязвимость, – обнажили свои сокровенные страхи… и пропустили их сквозь призму неподдельных эмоций. В первую очередь это касается их первого – и единственного – полноформатника, который стал лучшим доказательством того, что стиль The Mob по силе воздействия ничуть не уступает агрессивному напору.
The Mob образовались в конце 70-х в составе из трех школьных друзей – гитариста и вокалиста Марка Уилсона, басиста Кёртиса Йо и барабанщика Грэхема Фэллоуза – в сонном провинциальном городке Сомерсет неподалеку от Йовила, и поначалу выступали они под именем Magnum Force.
«Мы с Кёртисом были единственными панками во всей округе», – вспоминает Марк. «А Грэхем был просто безумным, он лучший барабанщик, которого только можно себе представить. Два первых концерта Magnum Force прошли у нас в школе… правда, играли мы так себе, но всегда старались разнести всё вокруг к чертям!»
«В таком маленьком городке выделяться из толпы было довольно рискованно – а мы были совсем не похожи на других! На нас нападали то байкеры, то теды… да все подряд. Тому, кто не жил в самом захолустье где-нибудь на побережье в Нью-Джерси, не понять, через какое дерьмо мы прошли. Трудно даже описать то ощущение одиночества, которое там испытываешь. Мы жутко завидовали панкам, которые жили в Лондоне и Манчестере… сами мы могли об этом разве что читать».
«Когда я закончил школу в 77-м, у меня было на выбор два места работы: одна – стажером на производстве вертолетов в Веймуте и другая – слесарем в Плимуте. Плимут в то время входил в маршрут любого панк-тура, поэтому, естественно, я стал слесарем! Тогда я ходил на концерты почти каждый вечер… я видел The Clash, Generation X, Siouxsie, The Slits, Buzzcocks и многих других…»
«Я не помню точно, почему и когда именно мы стали The Mob, но это название точно отражало наш образ жизни. Мне оно никогда особо не нравилось, но со временем мы стали именно такими – кланом, бандой, и помимо нас троих в группе, есть еще масса людей, которые входили в этот клан…»
«Лично мне кажется, что мы все в той или иной степени были продуктом своего окружения», – добавляет Кёртис. «Мы определённо сформировались под влиянием скуки, страха и невероятного желания создать что-то новое. Появление панк-сцены в 76-м было для нас естественным развитием событий».
«Я прочитал статью о панке в NME в 1976», – говорит Марк. «И прежде, чем я дочитал её до конца, я уже знал, что я панк! Помню, как я молился, чтобы музыка понравилась мне так же сильно, как и её посыл».
«До этого я был большим поклонником ‘Quadrophenia’ The Who – не экранной версии, а оригинальной оперы – и ‘Hurricane’ Боба Дилана. Мне нравятся песни, в которых рассказывается какая-то история; недавно я переслушивал оба альбома и еще раз подумал о том, насколько сильно они повлияли на мою жизнь и мои взгляды».
Как и другим панк-группам, возникшим в провинциальной глуши без намека на альтернативную сцену, The Mob пришлось немало поработать над созданием собственной сцены. Прежде чем им удалось пробиться в «приличные» заведения, они выступали в сельских клубах, делая всё своими руками, – печатали флаеры, стояли на входе, даже издавали свой фэнзин ‘All The Madmen’, который продавали на концертах.
«Нам нигде не были рады», – говорит Марк. «Так что обычно мы репетировали на площадках для игры в кегли, но даже там постоянно собиралась куча народу… хотя чаще всего в этой «куче» находилась пара-тройка байкеров, которые хотели нас прикончить! Но в то же время было много и тех, кто приходил, чтобы просто послушать группу живьём».
«Оборудование мы в основном выпрашивали у других, брали взаймы или крали. Как-то на одном концерте в Бриджуотере нам пришлось уговаривать одного из наших спутников вытащить из фургона усилитель и вернуть его в клуб. Хотя домой мы всё-таки добрались – с помощью местных копов».
«Моё знакомство с гитарой началось с того, что я украл книгу про гитарные струны из магазина в Йовиле. После того, как я стащил эту книгу, я нашел работу на кегельбане с оплатой два фунта в неделю и расплачивался за гитару весь следующий год. Это было за пару лет до создания группы, когда я еще учился в школе, но эта гитара оставалась у меня на протяжении всего существования The Mob… пока я однажды не швырнул её в толпу в Ист-Лондоне и с тех пор больше её не видел. И по правде сказать, больше я никогда не чувствовал музыку так же остро, как в то время, хотя дело и не в том, что я потерял гитару… просто это произошло одновременно».
Помимо концертов в Йовиле, Веймуте и окрестностях, The Mob удалось попасть на один из более крупных панк-фестивалей – как это ни нелепо, на разогрев группы Sham 69 в Плимуте. Ещё на заре группы было очевидно, что у неё мало общего с движением футбольных хулиганов начала 70-х, и с их склонностью к алкоголю и наркотикам они вскоре примкнули к хиппи-культуре – играли в сквотах и на фестивалях со свободным входом, а не в клубах со строгими правилами. В конце концов они нашли своё место в растущей анархо-панк сцене. «Что касается лично меня – да, однозначно!» – не задумываясь отвечает Марк на вопрос, было ли ему комфортно носить на себе ярлык «анархо-панка».
«Этот термин как будто специально создан для моих убеждений. Конечно, мы все полны противоречий, но по большому счету я был и остаюсь анархистом. Однажды мне кто-то сказал на работе: «Да ты немного левак, парень?», а я ему в ответ: «Я так далек от левых, что Райан Гиггз на моём фоне играет правой!» Ха!»
«The Mob переживал разные периоды развития», – считает Кёртис. «Выступления на бесплатных фестивалях в конце 70-х также оказали на нас большое влияние. Друзья, с которыми мы познакомились в то время, исповедовали философию мира и любви, но она сочеталась у них с гневом молодёжи, недовольной жизнью. Независимость… бунтарский дух… всё это для меня и есть анархия!»
Марк продолжает: «В самом начале существования группы мы прибились к кучке фриков и анархистов под названием Here And Now, которые колесили по Британии, давали бесплатные концерты и ходили после них после кругу, чтобы собрать денег. Они называли это «Блуждающим анархо-туром». Нам они нравились, и к тому же это дало нам массу возможностей, чтобы повеселиться и навести шороху. Мы много раз ездили в тур и выступали с Here And Now в Британии и Голландии (в июне 1979 мы играли в Амстердаме и Арнхейме), открыли для себя разные коммуны, сквоты, фестивали и массу всего интересного. Ну и, само собой, как панков нас всегда встречали с распростёртыми объятиями на независимой сцене, которой порядком поднадоели хиппи-группы с гитарными соляками».
«Благодаря Here And Now мы познакомились с Zounds, The Androids Of Mu (их альбом 1980-го “Blood Robots’, который вышел на их собственном лейбле Fuck Off, занял 15-е место в инди-чартах) и The Astronauts и устроили свой тур под названием Weird Tales. Мы бесплатно играли по всей Британии и каждый вечер собирали деньги по кругу… мы прекрасно проводили время, а однажды напились вдрызг в Мосс-Сайд вместе с отличной группой The Hamsters, так что нас даже арестовали. Как-то вечером у нас не было концерта, и мы пошли в клуб для рабочих в Манчестере, где проводили конкурс талантов, и притворились панк-версией Wurzels… в итоге мы заняли первое место!»
Решив, что пришла пора увековечить свой растущий репертуар на виниле, The Mob выпустили дебютный сингл “Crying Again’ в конце 1979 на собственном лейбле, одноимённом с фэнзином, который они выпускали. Как и все последующие релизы, за примечательным исключением сингла ‘No Doves Fly Here’, он был записан в известной студии Spaceward Studios в Кэмбридже.
«На самом деле никто не хотел нас подписывать», – признаётся Марк. «Мы разослали несколько кассет лейблам, но так и не получили никаких предложений, и стало очевидно, что надо брать дело в свои руки. В любом случае, для нас было привычно всё делать самим. Так All The Madmen стал лейблом, а также фэнзином и всем прочим. Фактически весь процесс происходил в доме у матери Джеффа, в котором мы жили большую часть времени, потому что она терпела наши безумства лучше, чем кто-либо другой. Сейчас мне иногда попадаются на глаза эти пластинки на Ebay, и кажется удивительным, что мы когда-то сидели в комнате Джеффа, складывали конверты, клеили стикеры… как же давно это было».
‘Crying Again’ был заметно сырым по сравнению с более поздними записями, но он даёт хорошее представление о группе, с его энергичным ритмом и цепляющими простыми риффами, по контрасту с пронзительной вокальной манерой Марка. Спрятанный за мрачной обложкой с подростком, одиноко ждущим автобуса под дождем в Йовиле, он лучше всяких слов демонстрирует, как серые будни детства музыкантов окрасили в меланхолические тона их подход к написанию песен. Похожий на погребальную мессу би-сайд ‘Youth’ лишь усиливает это впечатление.
Но если ‘Crying Again’ был вполне удачным для дебюта, второй сингл, ‘Witch Hunt’, вышедший позднее в том же году, привлёк к The Mob внимание слушателей и закрепил за ними репутацию мощной группы. Возникшая из вопля отчаяния и построенная вокруг обманчиво простого, повторяющегося риффа, песня искусно нагнетает атмосферу, а шёпот на бэк-вокале добавляет неброской, но убедительной мощи этому приговору, брошенному в лицу мэйнстриму, нетерпимому к вещам, которых он не ведает.
В 1981-м им надоело находиться в тени на юго-западе Британии, и The Mob перебрались в Лондон. Грэхем, однако, решил остаться в Сомерсете («Я думаю, он до сих пор там», – предполагает Марк. «Он был фантастическим барабанщиком и продолжал играть в разных клубных группах – возможно, и до сих пор играет…»), и его заменили Джозефом Портером из Zounds. «Их барабанщик ушел из группы, и они позвонили мне и попросили поиграть пока на замене», – вспоминает Джозеф. «Фактически, я был у них «на замене» почти всё то время, что играл в группе. Тогда я был в Zounds, и уже не помню, когда «официально» стал частью The Mob – если это вообще случилось. Знаю только, что пару раз вместо меня играли другие барабанщики, но подолгу никто из них не задерживался…»
Марк: «Этими барабанщиками были парень по имени Эди из Йовила, завсегдатай на наших первых концертах, и наш друг Тим, который тоже поиграл с нами какое-то время. Мы купили автобус, чтобы путешествовать по всей стране и заодно выступать, и первым местом, куда мы направились, было Брум-Роуд в Хэкни, где жил Джозеф. Из квартиры номер 74 вышел чувак и спросил, не дадим ли мы ему сорок фунтов за ключи и сантехнику, которую он недавно купил, и мы зашли туда.
«Брум-Роуд до сих пор существует… мы образовали кооператив жильцов (под названием the Black Sheep Housing Co-Op, с участием в том числе музыкантов из Blood And Roses и Crass), и городской совет в конце концов сдал нам в аренду дома, которые мы так долго сквотировали. Во всех домах на улице устроили сквоты, и мы предложили перебраться нашим друзьям, которые следили на порядком в округе, на пустовавшую автобусную остановку за дорогой. В то время Лондон был местом, о котором только можно мечтать; ты мог встретить там тысячи единомышленников, и каждый день приезжали новые и новые люди, которых привлекала анархо-сцена».
Незаслуженно снискавшее проклятия музыкантов, но очень известное демо ‘Ching’ было записано как раз во время этого периода на Брум-Роуд и вышло самиздатом на кассете.
«Мы записали его вживую на бумбоксе в зале для репетиций в моём сквоте №62», – рассказывает Джозеф. «Звук, естественно, был очень сырым. Не помню трек-лист, но в нём была песня ‘White Niggers’, которая вскоре после этого бесследно исчезла. Точно знаю, что там была ‘Youth’ и еще, кажется, ‘Gates Of Hell’, ‘Slayed’, ‘Never Understood’, ‘Witch Hunt’, ‘Shuffling Souls’ и другие, но я уже лет двадцать не видел это демо, так что не ручаюсь».
Самозабвенная искренность The Mob произвела впечатление на Crass, которые предложили им выпустить следующий сингл на своем лейбле. Результат в виде ‘No Doves Fly Here’ многие сочли вершиной творчества группы. Вышедший в апреле 1982 года, он почти четыре месяца провел в инди-чартах, добравшись до 8-й строчки, и до сих пор остается одним из самых проникновенных антивоенных высказываний, когда-либо запечатленных на виниле. Кардинально непохожий на два предыдущих сингла, его эпический размах позволяет развернуться обычно недооцениваемой мелодической простоте группы. Энергичная партия бас-гитары играет на контрасте с серьёзностью той горькой и отчаянной правды, которая высказывается в тексте.
«Crass выпустили наш релиз в то время, когда у нас были проблемы с деньгами», – говорит Кёртис. «И я бы сказал, это наш единственный релиз, на который наложила отпечаток продюсерская работа; все остальные записи мы делали по наитию, не особенно их обдумывая. Мы просто сочинили песню и записали её. Но Пенни Рембо остался не в восторге от изначальной концовки ‘No Doves…’ и решил изменить её в духе типичного звучания Crass».
«У меня есть копия той оригинальной записи без партии клавишных», – рассказывает Марк. «Всего были напечатаны две копии, и мне удалось оставить себе одну из них. Эта песня всегда звучала намного мощнее вживую, иногда она трогала меня чуть ли не до слёз. Недавно я услышал кавер на неё от группы J. Church (мелодичный хардкор из Америки), и мне понравилось даже больше оригинала, из-за приличной гитары и вокала…!»
«Я до сих считаю ‘No Doves…’ одним из самых прекрасных синглов всей панк-эры», – утверждает Пенни, который продюсировал сингл в лондонской Southern Studios. «Мне действительно очень понравились слова, и я приложил массу усилий, чтобы воссоздать ту атмосферу, которую они для меня рождали. Я хочу сказать, разумеется, это их песня, но сама по себе она была… скажем так, пресновата, и я помог им развернуть её в это грандиозное и прекрасное звуковое полотно…»
Марк тоже не питает иллюзий насчет влияния, которое Crass оказали на The Mob: «Мы познакомились с Crass во время того самого тура Weird Tales – наш фургон сломался прямо на дороге рядом с их домом. Несколько лет мы жили в одном доме с ребятами из команды Crass и, само собой, проводили вместе с ними довольно много времени. Мне всегда была по душе вся их идеология, символы и то, за что они боролись, хотя вообще-то я думал, что Poison Girls, которые поначалу играли вместе с ними почти на каждом концерте, были куда лучше. У меня всегда было такое чувство, что Crass предпочитали выступать вместе с группами, которые музыкально не составляли для них особой конкуренции… хотя Poison Girls, по-моему, намного их превосходили».
«Ещё они любили работать с группами, которые не «переходили черту» в плане тусовок и выпивки, в отличие от нас. Мы всегда были не против алкоголя или наркотиков, и это шло вразрез с их пуританской моралью. Хотя лично мне нравились Crass за их политические взгляды и преданность идее, но в целом, наверное, мы были для них слишком «буйными» и не совсем в их теме».
Вскоре после выхода их третьего сингла The Mob всем на удивление очутились на обложке журнала ‘Punk Lives’ (выпуск №5), глянцевого издания, посвященного в основном более популярным представителям жанра, которое в то же время взяло под прицел набирающую обороты анархо-сцену. Засветиться в мэйнстримовом журнале для анархо-панков с элитистскими взглядами было равносильно предательству, но The Mob не изменили себе и отнеслись к осуждению снобов со всем презрением, на которое были способны.
«Я, правда, сам не знаю, зачем я это сделал», – смеётся Марк. «Да и мне было срать, что об этом думают другие. Тут надо винить Тони Д., который жил с нами в одном доме в Айлингтоне (и выпускал известный фэнзин Kill Your Pet Puppy)… но в любом случае, настоящие фэны The Mob знали, что это был просто прикол».
«К тому же Марк был единственным участником группы, у которого в тот день взяли интервью», – добавляет Кёртис. «Никого из нас даже не фотографировали; фото взяли у наших друзей, которые тогда жили с Марком. Всё это было шутки ради…»
Благодаря вниманию СМИ, не говоря уж о выходе сингла на лейбле Crass, альбом The Mob ‘Let The Tribe Increase’ взорвал инди-чарты после своего выхода весной 1983-го, стартовав сразу на головокружительной высоте 3-й позиции. Этот альбом группы – великолепная подборка искромётных, энергичных мелодий, хотя и пропитанных почти осязаемой атмосферой глубокого отчаяния, – служит доказательством глубины и зрелости их работ; каждый отдельный трек ничем не уступает остальным. Тревожно-нереальная песня ‘Roger’, намекающая на более озорную сторону группы, – превосходный контрапункт для страстных воззваний к миру и любви, которые составляют костяк записи.
«Оформлением альбома – точнее сказать, оформлением всех наших записей – занимался этот гений из Йовила, Уилф, хотя я и Джозеф тоже внесли небольшую лепту. Я сделал задник ‘Tribe…’, а Джозеф – вкладыш. К сожалению, Уилф умер пару лет назад, но он сделал огромную кучу иллюстраций во времена зарождения панк-сцены, на которых запечатлена наша жизнь в Йовиле… и в других уголках мира. Некоторые его работы для ‘Tribe…’ были просто потрясающими, но тогда мы не могли их использовать, поскольку многоцветная печать была нам не карману».
Тем не менее, такие триумфы недолговечны, и The Mob распались уже в конце 1983-го. Их последний концерт прошел 19 ноября в Doncaster Co-op Hall, спустя всего месяц после выхода любимого сингла Марка ‘The Mirror Breaks’. «Эта песня крутилась у меня в голове лет с 15-16-ти, и мы переиграли её в разных вариациях. Мне нравилась ее образность, и я думал, что она в точности отражает нашу жизнь в то время. Все мы были запуганы угрозой войны и ядерного взрыва, а особенно Тэтчер. Сейчас людям сложно представить, каково было выделяться из толпы под давлением тэтчеризма».
«Что касается распада… у нас было несколько концертов на севере Англии, а потом ещё несколько в Северной Италии. И тут у нас случилась борьба интересов, из-за того что Джозеф хотел поехать на север, потому что в Кру есть красивый железнодорожный вокзал, на который он хотел посмотреть. Я думал, что это полное сумасшествие!
« Вдобавок я абсолютно исписался и не мог сочинить хорошие новые песни, мы из года в год играли одни и те же. Я не хотел продолжать играть просто ради того, чтобы играть, и мне не нравился стиль песен Джозефа, в котором он начал писать вместе с Blyth Power (вначале вместо него был Кёртис, который теперь работает шеф-поваром в Южном Уэльсе). Я стал тусоваться с ‘Peace Convoy’ и ньюэйджистами и почти совсем потерял интерес к занятиям музыкой. «В перерывах я в основном жил в трейлере и наслаждался кочевой полуцыганской жизнью рядом с Бристолем. Последние восемь лет я снова жил в доме… но я по-прежнему считаю себя свободным от стереотипов. У меня есть свое дело по ремонту фургонов, которое началось еще со времён поездок вместе с The Mob, когда нам постоянно приходилось чинить их самим!»
У Джозефа остались немного другие воспоминания о закате группы.
«Я снова начал ездить на поездах автостопом после того, как распалась группа и Марк уехал в путешествие… Мне кажется, ему просто наскучило это всё. Помню, у нас было четыре дня для репетиций в студии Allan Gordon’s в Лейтонстоуне. Задумка была в том, чтобы поработать над песнями для второго альбома, но нас достало это занятие уже на второй день. По-моему, единственное, что мы закончили, – это одна новая песня, которую мы так и не сыграли, и кавер на ‘Pale Blue Eyes’ Лу Рида. Мы поджемовали пару часов, играя старые песни Alternative TV, а потом забили – и это был последний раз, когда мы играли вместе. Не слышал ничего про тур по Италии… но если бы и услышал, то уверен, мы с Кёртисом с радостью бы поехали».
«Насколько я помню, группа просто выдохлась. После репетиций Марк сказал нам, что хочет сделать перерыв на пару месяцев, и потом мы так и не собрались. Технически, я думаю, The Mob даже еще не распались… хотя, конечно, это мог быть план просто кинуть нас с Кёртисом. Кто знает?»
После преждевременного заката группы увидели свет еще несколько релизов Mob, включая двенадцатидюймовку ‘Crying Again’ на All The Madmen (фактически, переиздание первого сингла с бонусом в виде трех живых треков, записанных в Meanwhile Gardens, Вестборн Парк в Лондоне 25 июня 1983-го) и концертный сплит на виниле с The Apostles на Cause For Concern (‘Live At The LMC, 22/1/83’, впервые он вышел на кассете в 1983, но был издан в качестве неофициального бутлега в 1986). Кроме того, годом позднее вышел на кассете концертный сплит (с Faction и D&V) ‘No, No, No, Don’t Drop Yer Bombs On Us, They Hurt!’, записанный в мае 1983. Его издал 96 Tapes, кассетный лейбл под руководством Роба Челлиса, к которому перешли бразды правления All The Madmen после заката The Mob.
Несмотря на то, что в 1983-м Марк практически забросил гитару в дальний угол, он философски относится к наследию команды и влиянию, которое оказали занятия музыкой на его дальнейшую жизнь.
«Лучшие наши выступления почти всегда были в Лондоне. Мы могли собрать почти полный зал, и это очень крутое чувство для группы. Мы играли на концерте в честь дня рождения Рэймонда в Fulham Greyhond, и моя сестра пришла на нас посмотреть, но не смогла войти и села на тротуаре у входа вместе с дюжиной других зрителей. Она сказала, что никогда ещё не чувствовала себя такой гордой!»
«Рэймонд заслуживает отдельной книги», – считает Джозеф. «Мы называли его «папаша Рэймонд». Он был бывшим монахом-бенедиктинцем из Трансильвании! Он учился в духовной школе в романоговорящем регионе Венгрии, но сбежал оттуда от преследования русских, пересёк Европу, будучи в бегах, присоединился к Иностранному легиону ради пары ботинок, потом дезертировал, и наконец его занесло в Англию, где он работал ткачом в Даунсайдском аббатстве в Сомерсете. Потом, когда ему было уже лет этак за шестьдесят, он познакомился с кучкой лондонских панков, которые сводили его на Penetration… и с этого момента для него всё и завертелось. Он ездил на концерты по всей стране, в машине, набитой автостопщиками, и был готов устроить пикник для всех желающих! Blyth Power ежегодно устраивали концерты по случаю его дня рождения до самой его смерти… »
«Ещё у нас был концерт в Brixton Ace, и мы тогда поссорились с парнями из группы 1919, которые уже мнили себя звёздами», – усмехается Марк. «Они настояли на том, чтобы играть последними… в зале собралось почти полторы тысячи человек, и мы играли предпоследними. Только мы закончили сет, и всех как ветром сдуло, и 1919 остались играть в гордом одиночестве!»
«Наши концерты в Европе всегда были хороши, особенно в Бельгии. Там была большая компания, которая приходила на каждый наш концерт, и все они были фриками, торчащими от спида; они никогда не платили за вход и были самыми настоящими уличными детьми. Мы нравились друг другу, и позже часть из них переехали вместе с нами в Лондон…»
«Тогда я даже не думал, что в том, что мы делаем, есть что-то глубокое или интеллектуальное, а сейчас так тем более», – с обезоруживающей искренностью признаётся Джозеф. «Само собой, у нас были концерты с невероятно ужасной организацией и тому подобное. Помню, однажды мы поехали в Рочдейл, и семеро групп вместе с нами играли слишком долго, поэтому в итоге мы сыграли всего три песни. Подобная хрень происходила постоянно… Но, по-моему, это и есть ‘анархия’!»
«Для меня этот проект был чем-то глубоко личным. Оглядываясь назад, я вспоминаю людей, места, в которых мы побывали, но я никогда не воспринимал их как часть целостной картины. Я помню, что мы были узколобыми, высокомерными, замкнутыми, тщеславными, и нас мало что волновало, помимо наших жирочеков и наркотиков, на которые мы их тратили. Если кто-то хочет возвести мемориал группе, что ж, это их право. Чего уникального мы привнесли на альтернативную сцену? Единственный ответ на этот вопрос – Марк… по сути, он привнёс самого себя. Кёртис и я просто были попутчиками».
«На прошлой неделе я разговаривал с одним приятелем, и он сказал, что собирается устроить концерт Zig Zag», – продолжает Марк. «И я сказал ему, что готов поучаствовать, не хотел бы играть. В любом случае я сейчас, скорее всего, не смогу играть… Даже в те времена я был не очень хорошим музыкантом, при том, что репетировал каждый день! Но мне бы хотелось верить, что мы привнесли немного красок и надежды для людей. Я пел для одиноких и измученных душ, и некоторые из наших слушателей рассказывали мне, что наша музыка помогла им.
Мне трудно сказать, повлияли The Mob на мой характер или нет, но я убеждён, что люди способны менять мир вокруг и всё что угодно. Меня не так легко сбить с толку, и я как никогда прежде горячо верю в политические идеи своей юности. У меня вызывают отвращение гламурность и поклонение перед деньгами у нынешних подростков. Я думаю, нам очень повезло в том плане, что мы были частью товарищества, можно даже сказать, семьи единомышленников, когда движение только зарождалось, и в какой-то степени оно живёт и сейчас».
Джозеф: «Марк отлично подытожил всё то, что мог бы сказать и я сам. Мне нравилось это содружество, и мне до сих пор дороги эти воспоминания… но всё это было больше двадцати лет назад и уже перестало быть частью моей жизни. Люди думают, что я стал цинично смотреть на то время, но я мысленно возвращаюсь туда и вижу [приятелей по Black Sheep Co-opers] Тони, Марка, Мика ‘Lugworm’, Ники и Вэла, и других наших соплеменников. Я не вижу черные флаги и слоганы. Всё это глубоко личное, и уместить это в книгу мне кажется абсолютно невозможным. В конце концов, мы не были революционерами; мы были просто кучкой растерянных подростков, которые держались вместе, чтобы не замёрзнуть».
Перевод Яны Хроменко (Alice Malice)
Официальный сайт:
http://www.myspace.com/themobfansite
Взято из книги The Day the Country Died (Ян Гласпер).
Перевод текста взята из веб-сайта:www.ciderweedpunk.wordpress.com
The Mob образовались в конце 70-х в составе из трех школьных друзей – гитариста и вокалиста Марка Уилсона, басиста Кёртиса Йо и барабанщика Грэхема Фэллоуза – в сонном провинциальном городке Сомерсет неподалеку от Йовила, и поначалу выступали они под именем Magnum Force.
«Мы с Кёртисом были единственными панками во всей округе», – вспоминает Марк. «А Грэхем был просто безумным, он лучший барабанщик, которого только можно себе представить. Два первых концерта Magnum Force прошли у нас в школе… правда, играли мы так себе, но всегда старались разнести всё вокруг к чертям!»
«В таком маленьком городке выделяться из толпы было довольно рискованно – а мы были совсем не похожи на других! На нас нападали то байкеры, то теды… да все подряд. Тому, кто не жил в самом захолустье где-нибудь на побережье в Нью-Джерси, не понять, через какое дерьмо мы прошли. Трудно даже описать то ощущение одиночества, которое там испытываешь. Мы жутко завидовали панкам, которые жили в Лондоне и Манчестере… сами мы могли об этом разве что читать».
«Когда я закончил школу в 77-м, у меня было на выбор два места работы: одна – стажером на производстве вертолетов в Веймуте и другая – слесарем в Плимуте. Плимут в то время входил в маршрут любого панк-тура, поэтому, естественно, я стал слесарем! Тогда я ходил на концерты почти каждый вечер… я видел The Clash, Generation X, Siouxsie, The Slits, Buzzcocks и многих других…»
«Я не помню точно, почему и когда именно мы стали The Mob, но это название точно отражало наш образ жизни. Мне оно никогда особо не нравилось, но со временем мы стали именно такими – кланом, бандой, и помимо нас троих в группе, есть еще масса людей, которые входили в этот клан…»
«Лично мне кажется, что мы все в той или иной степени были продуктом своего окружения», – добавляет Кёртис. «Мы определённо сформировались под влиянием скуки, страха и невероятного желания создать что-то новое. Появление панк-сцены в 76-м было для нас естественным развитием событий».
«Я прочитал статью о панке в NME в 1976», – говорит Марк. «И прежде, чем я дочитал её до конца, я уже знал, что я панк! Помню, как я молился, чтобы музыка понравилась мне так же сильно, как и её посыл».
«До этого я был большим поклонником ‘Quadrophenia’ The Who – не экранной версии, а оригинальной оперы – и ‘Hurricane’ Боба Дилана. Мне нравятся песни, в которых рассказывается какая-то история; недавно я переслушивал оба альбома и еще раз подумал о том, насколько сильно они повлияли на мою жизнь и мои взгляды».
Как и другим панк-группам, возникшим в провинциальной глуши без намека на альтернативную сцену, The Mob пришлось немало поработать над созданием собственной сцены. Прежде чем им удалось пробиться в «приличные» заведения, они выступали в сельских клубах, делая всё своими руками, – печатали флаеры, стояли на входе, даже издавали свой фэнзин ‘All The Madmen’, который продавали на концертах.
«Нам нигде не были рады», – говорит Марк. «Так что обычно мы репетировали на площадках для игры в кегли, но даже там постоянно собиралась куча народу… хотя чаще всего в этой «куче» находилась пара-тройка байкеров, которые хотели нас прикончить! Но в то же время было много и тех, кто приходил, чтобы просто послушать группу живьём».
«Оборудование мы в основном выпрашивали у других, брали взаймы или крали. Как-то на одном концерте в Бриджуотере нам пришлось уговаривать одного из наших спутников вытащить из фургона усилитель и вернуть его в клуб. Хотя домой мы всё-таки добрались – с помощью местных копов».
«Моё знакомство с гитарой началось с того, что я украл книгу про гитарные струны из магазина в Йовиле. После того, как я стащил эту книгу, я нашел работу на кегельбане с оплатой два фунта в неделю и расплачивался за гитару весь следующий год. Это было за пару лет до создания группы, когда я еще учился в школе, но эта гитара оставалась у меня на протяжении всего существования The Mob… пока я однажды не швырнул её в толпу в Ист-Лондоне и с тех пор больше её не видел. И по правде сказать, больше я никогда не чувствовал музыку так же остро, как в то время, хотя дело и не в том, что я потерял гитару… просто это произошло одновременно».
Помимо концертов в Йовиле, Веймуте и окрестностях, The Mob удалось попасть на один из более крупных панк-фестивалей – как это ни нелепо, на разогрев группы Sham 69 в Плимуте. Ещё на заре группы было очевидно, что у неё мало общего с движением футбольных хулиганов начала 70-х, и с их склонностью к алкоголю и наркотикам они вскоре примкнули к хиппи-культуре – играли в сквотах и на фестивалях со свободным входом, а не в клубах со строгими правилами. В конце концов они нашли своё место в растущей анархо-панк сцене. «Что касается лично меня – да, однозначно!» – не задумываясь отвечает Марк на вопрос, было ли ему комфортно носить на себе ярлык «анархо-панка».
«Этот термин как будто специально создан для моих убеждений. Конечно, мы все полны противоречий, но по большому счету я был и остаюсь анархистом. Однажды мне кто-то сказал на работе: «Да ты немного левак, парень?», а я ему в ответ: «Я так далек от левых, что Райан Гиггз на моём фоне играет правой!» Ха!»
«The Mob переживал разные периоды развития», – считает Кёртис. «Выступления на бесплатных фестивалях в конце 70-х также оказали на нас большое влияние. Друзья, с которыми мы познакомились в то время, исповедовали философию мира и любви, но она сочеталась у них с гневом молодёжи, недовольной жизнью. Независимость… бунтарский дух… всё это для меня и есть анархия!»
Марк продолжает: «В самом начале существования группы мы прибились к кучке фриков и анархистов под названием Here And Now, которые колесили по Британии, давали бесплатные концерты и ходили после них после кругу, чтобы собрать денег. Они называли это «Блуждающим анархо-туром». Нам они нравились, и к тому же это дало нам массу возможностей, чтобы повеселиться и навести шороху. Мы много раз ездили в тур и выступали с Here And Now в Британии и Голландии (в июне 1979 мы играли в Амстердаме и Арнхейме), открыли для себя разные коммуны, сквоты, фестивали и массу всего интересного. Ну и, само собой, как панков нас всегда встречали с распростёртыми объятиями на независимой сцене, которой порядком поднадоели хиппи-группы с гитарными соляками».
«Благодаря Here And Now мы познакомились с Zounds, The Androids Of Mu (их альбом 1980-го “Blood Robots’, который вышел на их собственном лейбле Fuck Off, занял 15-е место в инди-чартах) и The Astronauts и устроили свой тур под названием Weird Tales. Мы бесплатно играли по всей Британии и каждый вечер собирали деньги по кругу… мы прекрасно проводили время, а однажды напились вдрызг в Мосс-Сайд вместе с отличной группой The Hamsters, так что нас даже арестовали. Как-то вечером у нас не было концерта, и мы пошли в клуб для рабочих в Манчестере, где проводили конкурс талантов, и притворились панк-версией Wurzels… в итоге мы заняли первое место!»
Решив, что пришла пора увековечить свой растущий репертуар на виниле, The Mob выпустили дебютный сингл “Crying Again’ в конце 1979 на собственном лейбле, одноимённом с фэнзином, который они выпускали. Как и все последующие релизы, за примечательным исключением сингла ‘No Doves Fly Here’, он был записан в известной студии Spaceward Studios в Кэмбридже.
‘Crying Again’ был заметно сырым по сравнению с более поздними записями, но он даёт хорошее представление о группе, с его энергичным ритмом и цепляющими простыми риффами, по контрасту с пронзительной вокальной манерой Марка. Спрятанный за мрачной обложкой с подростком, одиноко ждущим автобуса под дождем в Йовиле, он лучше всяких слов демонстрирует, как серые будни детства музыкантов окрасили в меланхолические тона их подход к написанию песен. Похожий на погребальную мессу би-сайд ‘Youth’ лишь усиливает это впечатление.
Но если ‘Crying Again’ был вполне удачным для дебюта, второй сингл, ‘Witch Hunt’, вышедший позднее в том же году, привлёк к The Mob внимание слушателей и закрепил за ними репутацию мощной группы. Возникшая из вопля отчаяния и построенная вокруг обманчиво простого, повторяющегося риффа, песня искусно нагнетает атмосферу, а шёпот на бэк-вокале добавляет неброской, но убедительной мощи этому приговору, брошенному в лицу мэйнстриму, нетерпимому к вещам, которых он не ведает.
В 1981-м им надоело находиться в тени на юго-западе Британии, и The Mob перебрались в Лондон. Грэхем, однако, решил остаться в Сомерсете («Я думаю, он до сих пор там», – предполагает Марк. «Он был фантастическим барабанщиком и продолжал играть в разных клубных группах – возможно, и до сих пор играет…»), и его заменили Джозефом Портером из Zounds. «Их барабанщик ушел из группы, и они позвонили мне и попросили поиграть пока на замене», – вспоминает Джозеф. «Фактически, я был у них «на замене» почти всё то время, что играл в группе. Тогда я был в Zounds, и уже не помню, когда «официально» стал частью The Mob – если это вообще случилось. Знаю только, что пару раз вместо меня играли другие барабанщики, но подолгу никто из них не задерживался…»
Марк: «Этими барабанщиками были парень по имени Эди из Йовила, завсегдатай на наших первых концертах, и наш друг Тим, который тоже поиграл с нами какое-то время. Мы купили автобус, чтобы путешествовать по всей стране и заодно выступать, и первым местом, куда мы направились, было Брум-Роуд в Хэкни, где жил Джозеф. Из квартиры номер 74 вышел чувак и спросил, не дадим ли мы ему сорок фунтов за ключи и сантехнику, которую он недавно купил, и мы зашли туда.
«Брум-Роуд до сих пор существует… мы образовали кооператив жильцов (под названием the Black Sheep Housing Co-Op, с участием в том числе музыкантов из Blood And Roses и Crass), и городской совет в конце концов сдал нам в аренду дома, которые мы так долго сквотировали. Во всех домах на улице устроили сквоты, и мы предложили перебраться нашим друзьям, которые следили на порядком в округе, на пустовавшую автобусную остановку за дорогой. В то время Лондон был местом, о котором только можно мечтать; ты мог встретить там тысячи единомышленников, и каждый день приезжали новые и новые люди, которых привлекала анархо-сцена».
«Мы записали его вживую на бумбоксе в зале для репетиций в моём сквоте №62», – рассказывает Джозеф. «Звук, естественно, был очень сырым. Не помню трек-лист, но в нём была песня ‘White Niggers’, которая вскоре после этого бесследно исчезла. Точно знаю, что там была ‘Youth’ и еще, кажется, ‘Gates Of Hell’, ‘Slayed’, ‘Never Understood’, ‘Witch Hunt’, ‘Shuffling Souls’ и другие, но я уже лет двадцать не видел это демо, так что не ручаюсь».
Самозабвенная искренность The Mob произвела впечатление на Crass, которые предложили им выпустить следующий сингл на своем лейбле. Результат в виде ‘No Doves Fly Here’ многие сочли вершиной творчества группы. Вышедший в апреле 1982 года, он почти четыре месяца провел в инди-чартах, добравшись до 8-й строчки, и до сих пор остается одним из самых проникновенных антивоенных высказываний, когда-либо запечатленных на виниле. Кардинально непохожий на два предыдущих сингла, его эпический размах позволяет развернуться обычно недооцениваемой мелодической простоте группы. Энергичная партия бас-гитары играет на контрасте с серьёзностью той горькой и отчаянной правды, которая высказывается в тексте.
«Crass выпустили наш релиз в то время, когда у нас были проблемы с деньгами», – говорит Кёртис. «И я бы сказал, это наш единственный релиз, на который наложила отпечаток продюсерская работа; все остальные записи мы делали по наитию, не особенно их обдумывая. Мы просто сочинили песню и записали её. Но Пенни Рембо остался не в восторге от изначальной концовки ‘No Doves…’ и решил изменить её в духе типичного звучания Crass».
«Я до сих считаю ‘No Doves…’ одним из самых прекрасных синглов всей панк-эры», – утверждает Пенни, который продюсировал сингл в лондонской Southern Studios. «Мне действительно очень понравились слова, и я приложил массу усилий, чтобы воссоздать ту атмосферу, которую они для меня рождали. Я хочу сказать, разумеется, это их песня, но сама по себе она была… скажем так, пресновата, и я помог им развернуть её в это грандиозное и прекрасное звуковое полотно…»
Марк тоже не питает иллюзий насчет влияния, которое Crass оказали на The Mob: «Мы познакомились с Crass во время того самого тура Weird Tales – наш фургон сломался прямо на дороге рядом с их домом. Несколько лет мы жили в одном доме с ребятами из команды Crass и, само собой, проводили вместе с ними довольно много времени. Мне всегда была по душе вся их идеология, символы и то, за что они боролись, хотя вообще-то я думал, что Poison Girls, которые поначалу играли вместе с ними почти на каждом концерте, были куда лучше. У меня всегда было такое чувство, что Crass предпочитали выступать вместе с группами, которые музыкально не составляли для них особой конкуренции… хотя Poison Girls, по-моему, намного их превосходили».
«Ещё они любили работать с группами, которые не «переходили черту» в плане тусовок и выпивки, в отличие от нас. Мы всегда были не против алкоголя или наркотиков, и это шло вразрез с их пуританской моралью. Хотя лично мне нравились Crass за их политические взгляды и преданность идее, но в целом, наверное, мы были для них слишком «буйными» и не совсем в их теме».
Вскоре после выхода их третьего сингла The Mob всем на удивление очутились на обложке журнала ‘Punk Lives’ (выпуск №5), глянцевого издания, посвященного в основном более популярным представителям жанра, которое в то же время взяло под прицел набирающую обороты анархо-сцену. Засветиться в мэйнстримовом журнале для анархо-панков с элитистскими взглядами было равносильно предательству, но The Mob не изменили себе и отнеслись к осуждению снобов со всем презрением, на которое были способны.
«Я, правда, сам не знаю, зачем я это сделал», – смеётся Марк. «Да и мне было срать, что об этом думают другие. Тут надо винить Тони Д., который жил с нами в одном доме в Айлингтоне (и выпускал известный фэнзин Kill Your Pet Puppy)… но в любом случае, настоящие фэны The Mob знали, что это был просто прикол».
«К тому же Марк был единственным участником группы, у которого в тот день взяли интервью», – добавляет Кёртис. «Никого из нас даже не фотографировали; фото взяли у наших друзей, которые тогда жили с Марком. Всё это было шутки ради…»
«Оформлением альбома – точнее сказать, оформлением всех наших записей – занимался этот гений из Йовила, Уилф, хотя я и Джозеф тоже внесли небольшую лепту. Я сделал задник ‘Tribe…’, а Джозеф – вкладыш. К сожалению, Уилф умер пару лет назад, но он сделал огромную кучу иллюстраций во времена зарождения панк-сцены, на которых запечатлена наша жизнь в Йовиле… и в других уголках мира. Некоторые его работы для ‘Tribe…’ были просто потрясающими, но тогда мы не могли их использовать, поскольку многоцветная печать была нам не карману».
Тем не менее, такие триумфы недолговечны, и The Mob распались уже в конце 1983-го. Их последний концерт прошел 19 ноября в Doncaster Co-op Hall, спустя всего месяц после выхода любимого сингла Марка ‘The Mirror Breaks’. «Эта песня крутилась у меня в голове лет с 15-16-ти, и мы переиграли её в разных вариациях. Мне нравилась ее образность, и я думал, что она в точности отражает нашу жизнь в то время. Все мы были запуганы угрозой войны и ядерного взрыва, а особенно Тэтчер. Сейчас людям сложно представить, каково было выделяться из толпы под давлением тэтчеризма».
« Вдобавок я абсолютно исписался и не мог сочинить хорошие новые песни, мы из года в год играли одни и те же. Я не хотел продолжать играть просто ради того, чтобы играть, и мне не нравился стиль песен Джозефа, в котором он начал писать вместе с Blyth Power (вначале вместо него был Кёртис, который теперь работает шеф-поваром в Южном Уэльсе). Я стал тусоваться с ‘Peace Convoy’ и ньюэйджистами и почти совсем потерял интерес к занятиям музыкой. «В перерывах я в основном жил в трейлере и наслаждался кочевой полуцыганской жизнью рядом с Бристолем. Последние восемь лет я снова жил в доме… но я по-прежнему считаю себя свободным от стереотипов. У меня есть свое дело по ремонту фургонов, которое началось еще со времён поездок вместе с The Mob, когда нам постоянно приходилось чинить их самим!»
У Джозефа остались немного другие воспоминания о закате группы.
«Я снова начал ездить на поездах автостопом после того, как распалась группа и Марк уехал в путешествие… Мне кажется, ему просто наскучило это всё. Помню, у нас было четыре дня для репетиций в студии Allan Gordon’s в Лейтонстоуне. Задумка была в том, чтобы поработать над песнями для второго альбома, но нас достало это занятие уже на второй день. По-моему, единственное, что мы закончили, – это одна новая песня, которую мы так и не сыграли, и кавер на ‘Pale Blue Eyes’ Лу Рида. Мы поджемовали пару часов, играя старые песни Alternative TV, а потом забили – и это был последний раз, когда мы играли вместе. Не слышал ничего про тур по Италии… но если бы и услышал, то уверен, мы с Кёртисом с радостью бы поехали».
«Насколько я помню, группа просто выдохлась. После репетиций Марк сказал нам, что хочет сделать перерыв на пару месяцев, и потом мы так и не собрались. Технически, я думаю, The Mob даже еще не распались… хотя, конечно, это мог быть план просто кинуть нас с Кёртисом. Кто знает?»
После преждевременного заката группы увидели свет еще несколько релизов Mob, включая двенадцатидюймовку ‘Crying Again’ на All The Madmen (фактически, переиздание первого сингла с бонусом в виде трех живых треков, записанных в Meanwhile Gardens, Вестборн Парк в Лондоне 25 июня 1983-го) и концертный сплит на виниле с The Apostles на Cause For Concern (‘Live At The LMC, 22/1/83’, впервые он вышел на кассете в 1983, но был издан в качестве неофициального бутлега в 1986). Кроме того, годом позднее вышел на кассете концертный сплит (с Faction и D&V) ‘No, No, No, Don’t Drop Yer Bombs On Us, They Hurt!’, записанный в мае 1983. Его издал 96 Tapes, кассетный лейбл под руководством Роба Челлиса, к которому перешли бразды правления All The Madmen после заката The Mob.
Несмотря на то, что в 1983-м Марк практически забросил гитару в дальний угол, он философски относится к наследию команды и влиянию, которое оказали занятия музыкой на его дальнейшую жизнь.
«Лучшие наши выступления почти всегда были в Лондоне. Мы могли собрать почти полный зал, и это очень крутое чувство для группы. Мы играли на концерте в честь дня рождения Рэймонда в Fulham Greyhond, и моя сестра пришла на нас посмотреть, но не смогла войти и села на тротуаре у входа вместе с дюжиной других зрителей. Она сказала, что никогда ещё не чувствовала себя такой гордой!»
«Рэймонд заслуживает отдельной книги», – считает Джозеф. «Мы называли его «папаша Рэймонд». Он был бывшим монахом-бенедиктинцем из Трансильвании! Он учился в духовной школе в романоговорящем регионе Венгрии, но сбежал оттуда от преследования русских, пересёк Европу, будучи в бегах, присоединился к Иностранному легиону ради пары ботинок, потом дезертировал, и наконец его занесло в Англию, где он работал ткачом в Даунсайдском аббатстве в Сомерсете. Потом, когда ему было уже лет этак за шестьдесят, он познакомился с кучкой лондонских панков, которые сводили его на Penetration… и с этого момента для него всё и завертелось. Он ездил на концерты по всей стране, в машине, набитой автостопщиками, и был готов устроить пикник для всех желающих! Blyth Power ежегодно устраивали концерты по случаю его дня рождения до самой его смерти… »
«Ещё у нас был концерт в Brixton Ace, и мы тогда поссорились с парнями из группы 1919, которые уже мнили себя звёздами», – усмехается Марк. «Они настояли на том, чтобы играть последними… в зале собралось почти полторы тысячи человек, и мы играли предпоследними. Только мы закончили сет, и всех как ветром сдуло, и 1919 остались играть в гордом одиночестве!»
«Наши концерты в Европе всегда были хороши, особенно в Бельгии. Там была большая компания, которая приходила на каждый наш концерт, и все они были фриками, торчащими от спида; они никогда не платили за вход и были самыми настоящими уличными детьми. Мы нравились друг другу, и позже часть из них переехали вместе с нами в Лондон…»
«Тогда я даже не думал, что в том, что мы делаем, есть что-то глубокое или интеллектуальное, а сейчас так тем более», – с обезоруживающей искренностью признаётся Джозеф. «Само собой, у нас были концерты с невероятно ужасной организацией и тому подобное. Помню, однажды мы поехали в Рочдейл, и семеро групп вместе с нами играли слишком долго, поэтому в итоге мы сыграли всего три песни. Подобная хрень происходила постоянно… Но, по-моему, это и есть ‘анархия’!»
«Для меня этот проект был чем-то глубоко личным. Оглядываясь назад, я вспоминаю людей, места, в которых мы побывали, но я никогда не воспринимал их как часть целостной картины. Я помню, что мы были узколобыми, высокомерными, замкнутыми, тщеславными, и нас мало что волновало, помимо наших жирочеков и наркотиков, на которые мы их тратили. Если кто-то хочет возвести мемориал группе, что ж, это их право. Чего уникального мы привнесли на альтернативную сцену? Единственный ответ на этот вопрос – Марк… по сути, он привнёс самого себя. Кёртис и я просто были попутчиками».
«На прошлой неделе я разговаривал с одним приятелем, и он сказал, что собирается устроить концерт Zig Zag», – продолжает Марк. «И я сказал ему, что готов поучаствовать, не хотел бы играть. В любом случае я сейчас, скорее всего, не смогу играть… Даже в те времена я был не очень хорошим музыкантом, при том, что репетировал каждый день! Но мне бы хотелось верить, что мы привнесли немного красок и надежды для людей. Я пел для одиноких и измученных душ, и некоторые из наших слушателей рассказывали мне, что наша музыка помогла им.
Мне трудно сказать, повлияли The Mob на мой характер или нет, но я убеждён, что люди способны менять мир вокруг и всё что угодно. Меня не так легко сбить с толку, и я как никогда прежде горячо верю в политические идеи своей юности. У меня вызывают отвращение гламурность и поклонение перед деньгами у нынешних подростков. Я думаю, нам очень повезло в том плане, что мы были частью товарищества, можно даже сказать, семьи единомышленников, когда движение только зарождалось, и в какой-то степени оно живёт и сейчас».
Джозеф: «Марк отлично подытожил всё то, что мог бы сказать и я сам. Мне нравилось это содружество, и мне до сих пор дороги эти воспоминания… но всё это было больше двадцати лет назад и уже перестало быть частью моей жизни. Люди думают, что я стал цинично смотреть на то время, но я мысленно возвращаюсь туда и вижу [приятелей по Black Sheep Co-opers] Тони, Марка, Мика ‘Lugworm’, Ники и Вэла, и других наших соплеменников. Я не вижу черные флаги и слоганы. Всё это глубоко личное, и уместить это в книгу мне кажется абсолютно невозможным. В конце концов, мы не были революционерами; мы были просто кучкой растерянных подростков, которые держались вместе, чтобы не замёрзнуть».
Перевод Яны Хроменко (Alice Malice)
Официальный сайт:
http://www.myspace.com/themobfansite
Комментариев нет:
Отправить комментарий