вторник, 29 сентября 2009 г.

Что плохого в капитализме?

Перевод на русский статьи "What so bad about capitalism?" американского коллектива CrimethInc

Эта статья появилась в оригинале в виде комикса, который распространялся в публичных университетах по всем Соединенным Штатам. Некоторые скандальные части этого были переизданы в COINTELPRO карманной книжке в 1998 году и "Wall Street Journal", кроме других публикаций.

Что такое капитализм, вообще?

Капитализм. Это как демократия, да?
(И враги капитализма являются врагами демократии? И именно с ними мы сражались в Холодную Войну?)
На самом деле, капитализм и демократия - две очень разные вещи. Суть демократии в том, что люди могут сами контролировать свою жизнь, что власть должна быть распределена между всеми, а не сконцентрирована в руках немногих. Капитализм - это что-то совершенно другое.
В Соединенных Штатах (и у других западных наций) считается, что мы живем в демократическом обществе. Это правда, что мы имеем правительство, которое называет себя демократическим ( и, хотя мы имеем равное избирательное право, и даже большинство голосов, при такой обрюзгшей и атрофированной "представительной демократии" все это сомнительно), но является ли наше общество демократическим - совершенно другой вопрос. Правительство - это только один аспект общества, конечно; и правительство так далеко от более важной единицы, которая живет и сталкивается с ежедневными проблемами. Экономическая система общества имеет больше влияния на нашу повседневную жизнь, чем любой суд или конгресс: поэтому именно экономика определяет, кто будет контролировать землю, ресурсы, все средства производства общества; что людям нужно делать каждый день, чтобы выжить и "двигаться вперед", и вообще, как этим людям общаться друг с другом и каким видеть мир.
И капитализм является, фактически, одной из наименее демократических экономических систем. В "демократической" экономике все члены общества должны иметь равное право решать, как использовать ресурсы и как сделана работа. Но в капиталистической экономике, в которой все ресурсы - частная собственность и каждый бьется в конкурентной борьбе друг против друга за них, большинство ресурсов находятся под контролем нескольких людей (сегодня, читай: корпораций). Эти люди могут решать, как любой другой должен работать, раз большинство других не могут жить, не зарабатывая у них деньги. Они стараются даже определять психический и психологический ландшафт общества, поскольку они, собственно, владеют большинством земли и контролируют большинство СМИ. И, хотя они по-настоящему на аппарате контроля, но если они распустят свою охрану и перестанут работать, чтобы удерживаться на вершине, они очень быстро окажутся у основания пирамиды вместе со всеми остальными; что означает, что никто по-настоящему не имеет свободы при капиталистической системе: каждый реально находится на милости законов прибыли.

Капитал: богатство (деньги, имущество, или положение)… которое может быть использовано для создания большего богатства. Пример: владельцы фабрик, которые получают доходы от продажи товаров, созданных трудом рабочих на их фабриках, способны приобрести больше фабрик.

Капитализм: "свободный обмен товаров и услуг" … в котором те, кто имеют капитал, могут собирать больше за счет тех, кто не имеет.

Как работает капитализм?

Предполагается, что он работает так: свободные люди сами выбирают свою судьбу, и те, кто больше всего работают и приносят наибольшую пользу обществу, в результате получают наибольшие награды. Однако эта система имеет серьезный, решающий изъян: она не дает равные возможности для всех. Успех на "свободном рынке" почти целиком зависит от того, сколько ты уже имеешь.
Когда капитал уже является частной собственностью, возможности индивидуума учиться, работать и создавать блага уже напрямую зависят от количества богатства, которое он имеет. Несколько исключений не могут изменить общую картину. Для того, чтобы произвести какие-либо блага, требуются ресурсы, значит, если человек не располагает этими ресурсами, он должен их найти сам, то есть попасть на милость тех, у кого они есть. Между тем, те, кто уже имеют эти ресурсы, могут создавать большее и большее богатство, и, возможно, что большинство благ общества концентрируется в руках нескольких. Это заставляет всех остальных, имеющих незначительный капитал, продавать свой труд капиталистам (тем, кто контролирует основную часть производства), для того, чтобы выжить.
Это сбивает с толку, но это очень просто. Корпорация типа "Nike" имеет достаточно денег, чтобы открыть новую фабрику обуви и обеспечить новое оборудование. И продавать больше обуви, что позволяет им получить еще больше денег, которые можно инвестировать дальше. Нищий сосунок как ты имеет достаточно, чтобы открыть стойку с лимонадом. Но если ты даже сделаешь это, скорее всего ты будешь вытеснен из бизнеса более сильной, более представительной компанией, как, например, "Пепси", которая может себе позволить потратить больше денег на рекламу (конечно, есть истории успеха маленьких людей, которые побеждают конкурентов в борьбе, но немножко дальше мы расскажем, почему это не происходит в обычной жизни).
Твои реальные шансы - закончить тем, что будешь работать на них, если ты хочешь заработать на "проживание". И работая на них, ты усиливаешь их власть: несмотря на то, что они платят тебе за работу, ты можешь быть уверен, что они не платят тебе всего, что они должны платить: так они делают прибыль. Если ты работаешь на фабрике, и делаешь на 1000 долларов машинных деталей в день, тебе заплатят, скорее всего, только 100 или меньше долларов за этот день работы. Это подразумевает, что кто-то наживается на твоих усилиях; и чем дольше они это делают, тем больше благ и возможностей они имеют, за твой счет.

Как это влияет на среднестатистического человека?

Это значит, что твое время и творческая энергия куплены у тебя, что является самым худшим из всего этого. Когда все, что ты можешь продать взамен на возможность прожить - твоя собственная работа, ты вынужден продавать по частям свою жизнь, чтобы взамен просто существовать. И получается, что ты проводишь большую часть своей жизни, делая все, что можешь из того, за что платят деньги, вместо того, чтобы делать то, что ты на самом деле хочешь: продаешь свои мечты за жалованье и меняешь свою свободу действий на материальную собственность. В твое "свободное" время ты можешь купить назад то, что ты произвел в свое рабочее время (к прибыли своих нанимателей, естественно); но ты никогда не откупишь назад время, которое ты провел на работе. Эта часть твоей жизни ушла безвозвратно, и тебе нечего за это предъявить, только счета, которые ты имеешь теперь возможность оплатить. В итоге ты начинаешь задумываться, что твои собственные творческие способности и труд уже неподконтрольны тебе, что ты начинаешь ассоциировать ничегонеделание, то есть "релаксацию" (смена от работы) с мукой делать то, что тебе говорят, а не того, что ты хочешь делать по-настоящему. Идея действия по своей собственной инициативе и преследования своих собственных целей здесь больше не живет, за исключением только того момента, когда ты занимаешься своим хобби.
Да, есть некоторые люди, которым удается получать зарплату именно за то, что они всегда хотели делать. Но как много твоих знакомых подпадают под эту категорию? Эти редкие, счастливые индивидуумы - ложный пример того, как работает система, того, что мы должны работать по-настоящему очень и очень тяжело, чтобы в один прекрасный день быть так же счастливы, как и они. Правда такова, что на всех просто не хватает рабочих мест рок-звезд или известных кинопромышленников; кто-то должен работать на фабрике в массовой промышленности записей или газет. Если тебе не повезло стать следующей всемирно известной звездой баскетбола, и вместо того осталось только продавать спортивную обувь, ты, тем не менее, все равно должен сильно стараться … и это твоя проблема, если тебе скучно, правильно? И никого не волнует, что это не твоя идея - что должно быть тысяча продавцов обуви на одного каждого профессионального игрока в баскетбол. Так что ты можешь только принимать ситуацию, которая предоставляет тебе такие малые возможности.
Мы пытаемся показать, как сделать возможным свободный выбор того, что нам делать с нашей жизнью для всех нас, вместо того, чтобы стараться преуспеть в гонке по корпоративной лестнице или вытянуть счастливый билет в лотерее. Даже если тебе повезет и ты поднимешься на вершину, то что с теми тысячами и тысячами, которые этого не сделают - несчастными клерками, потерявшими популярность артистами, безымянными гриль-поварами и по истощенными гостиничными девушками? В твоих ли это лучших человеческих интересах жить в мире, полном людьми, которые несчастливы, которые никогда не реализовывали своих мечтаний…которые может быть даже никогда и не мечтали?

Какие человеческие ценности формирует капитализм?

Как Жанетт писала в ее статье о продукте и процессе, при капитализме наши жизни вращаются вокруг вещей, как если бы счастье можно было найти в собственности, чем в свободных действиях-акциях или стремлениях. Каждый, кто имеет роскошь, имеет ее потому, что проводит много времени придумывая, как ее заработать на других людях. Те, кто имеет очень мало, проводят свою жизнь, работая чтобы получить то, в чем они нуждаются чтобы выжить, и все их предназначение - это тяжелая работа и заработок на несколько вещей которые они могут купить - до тех пор пока их жизни куплены у них. Между этими двумя социальными классами находятся представители среднего класса, которые с рождения бомбардируются рекламой и другой пропагандой, заявляющей, что счастье, юность, смысл и все остальное в жизни можно найти в собственности и символах положения в обществе. Они учатся проводить свои жизни, тяжело работая, чтобы собирать это всю жизнь, и бояться взять на себя риск искать приключения и удовольствия в жизни.
Хотя капитализм ставит в центр всех человеческих ценностей то, что люди имеют, а не то, что они делают, определяя их жизнь как соревнование между вещами, которые им нужны, чтобы выжить и поддержать их социальный статус. Люди должны искать счастье в обществе, которое способно ценить их возможность действовать свободно и делать то, что они хотят, выше, чем все остальное. Чтобы создать такое общество, мы должны перестать стремиться к контролю и роскоши, и начать распределять их более свободно; только тогда все будут иметь полностью свободный выбор, какую жизнь они хотят проживать, без страха остаться голодным или отрезанным от общества.

Но неужели конкуренция не является условием производительности труда?

Да - это проблема. Конкурентная экономика "свободного рынка" не только обеспечивает производительность труда любой ценой, она просто вынуждает ее: те, кто не в голове конкуренции, похоронены ею. И эта цена, кстати, говорили ли мы о ней здесь? С одной стороны, есть долгие часы, которые мы проводим на работе: сорок, пятьдесят, иногда даже шестьдесят часов в неделю, контрольные звонки босса и/или охранники, и мы работаем до тех пор, пока мы не вымотаемся в гонке за "первое место".
Ко всему этому наш низкий заработок: большинству из нас платят едва ли достаточно, чтобы иметь возможность потребить все вещи, которые это общество может нам предложить, хотя только наш труд делает это возможным. Это потому, что в конкурентном рынке рабочим не платят того, что они "зарабатывают" за свою работу - им платят наименьший заработок, который наниматель способен выплатить им, принимая во внимание лучшие заработки. Это "закон" вложения и требования. Работодатель должен делать это, потому что ему нужно сохранить как можно больше основного капитала для рекламы, корпоративной экспансии, и других фишек, которые помогают ему удержаться впереди конкуренции. Если это будет иначе, он не сможет быть долго работодателем, и его работники закончат тем, что будут работать на более "конкурентноспособного" хозяина.
Теперь пару слов о тех долгих часах и низких заработках: эксплуатация. Но это не только цена "производительности труда", которую наша конкурентная система создает. Наниматели должны обрезать углы еще тысячей разных способов: потому, что наше рабочее место часто небезопасно оборудовано, например. И если это заставляет делать вещи, которые разрушают экологию, чтобы сделать деньги и остаться производительным, то экономическая система, которая ставит производительность превыше всего, не дает корпорациям никакого резона избегать разрушения дикой природы и диких лесов, чтобы сорвать куш. Туда пошли все наши леса, туда же ушел озоновый слой, туда же ушли сотни видов диких животных: они погибли в нашей гонке за прибылью. На месте лесов мы теперь имеем супермаркеты и бензоколонки, не говоря уже о загрязнении воздуха, потому что куда более важно иметь места, где можно покупать и продавать, чем уберечь островки мира и красоты. На ранчо и фермах мы имеем животных, запертых в фермах-фабриках, превращенных в молочные и мясные машины… и поющих мультипликационных животных в фильмах Диснея - самая похожая на диких животных вещь, которую некоторые из нас видели в своей жизни. Наша конкурентная экономика вынуждает нас заменить все свободное и прекрасное на эффективное, унифицированное, выгодное.
Это не ограничивается только нашими странами и культурами, конечно. Капитализм и его ценности распространены во всем мире как зараза. Конкурирующие компании должны сохранять влияние на их рынках, чтобы оставаться в строю, даже ценой вынуждения и насилия; это поэтому ты можешь купить Кока-колу в Египте и поесть в Макдональдсе на Таиланде. Через всю историю мы можем видеть примеры, как капиталистические корпорации прокладывают себе дорогу в одну страну за другой, не брезгуя насилием, когда считают это необходимым. Сегодня люди в большинстве уголков мира продают свою работу мультинациональным корпорациям, часто за цену меньше чем доллар за час, взамен на возможность поддерживать имидж роскоши и положения в обществе, который корпорации используют, чтобы подсунуть им. Роскошь, созданная их трудом, недоступна в их обществах в пакетах этих кампаний, и взамен их уникальные культуры заменяются стандартно сфабрикованной монокультурой западного потребительства. Другими словами, люди в этих странах могут тяжко работать не для того чтобы быть конкурентноспособными и "производительными" для самих себя, а для тех, кто эксплуатирует их. Следовательно, весь мир стандартизируется под одну систему, капиталистическую систему… и людям становится тяжело представить себе какой-либо другой способ жизни и делать что-либо.
Так - что за вид производительности труда создает конкуренция? Она создает только материальную продуктивность - это значит, прибыль любой ценой. Мы не можем произвести продукт, который был бы более качественным, чем качественный продукт, поэтому в лучших интересах производителя сделать так, чтобы купили у него снова его машины и стерео, сломанные после пары лет. Мы не можем получать продукты, которые бы более соответствовали нам и нашей жизни и с которыми мы могли бы стать счастливыми, нет: мы получаем только те продукты, которые легче всего и выгоднее продать. Мы имеем компании кредитных карточек, продажу по телевизору, торговлю по Интернет-почте, сигареты, бережно созданные так, чтобы содержать 8 различных дополнительных ядовитых веществ. По правилам, по которым одна компания должна победить своих конкурентов, мы проводим наши жизни работая, чтобы развивать производство, производить массово, и покупать вещи, как мусорораспределяющие союзы, удобства, которые поднимают наш стандарт выживания, но не изменяя качества нашей жизни. Куда больше, чем в лучших смесителях, видео играх или картофельных чипсах, нам нужны понимание и удовольствие в наших жизнях, но мы все так заняты конкуренцией, что даже не имеем времени подумать об этом.
Конечно, в менее конкурентном обществе мы могли бы продолжать производить все вещи, в которых мы нуждаемся, без того чтобы быть вынужденными производить всевозможные супертовары и приспособления, которые по-настоящему только подпитывают наших господ. И может тогда мы могли бы сконцентрировать наши усилия на том, чтобы научиться, как производить самую важную вещь для всех: человеческое счастье.

"Не говори мне, что жизнь будет лучше и свободнее в такой системе, какую имел Советский Союз".

Нет, конечно, нет. Экономика Советского союза была не более демократической, чем экономика Соединенных штатов. В Соединенных штатах большинство капитала контролируется корпорациями, которые, наоборот, имеют возможность ввести контроль за жизнями своих работников (и, до некоторой степени, своих потребителей и всех остальных). В Советском союзе большинство капитала контролировалось только одной силой, правительством, которое определяло судьбу каждого. И хотя там не было бесконечной конкуренции такого сорта, которая привела Западные корпорации к такому экстремальному уровню несправедливости, Советское правительство все еще стремится конкурировать с другими нациями в экономической мощи и производительности. Это приводит их к таким же экстремумам экологических загрязнений, которые распространены на Западе. В обоих системах ты можешь увидеть ужасающие результаты того, когда большинство роскоши отдано в руки нескольких людей. Мы должны попробовать теперь жить в системе, в которой мы все можем иметь часть богатства нашего общества и иметь право решать, как мы будем жить и работать.

Так… кто именно отдает власть капитализму?

В системе, где люди стремятся к богатству и власти, которое оно дает, те, кто наиболее немилосерден в своих стремлениях, как раз получают большинство и того, и другого, конечно. Поскольку капиталистическая система поощряет обман, эксплуатацию, и горлорежущую конкуренцию, и награждает тех, кто двигается к тем целям, предоставляя им большинство власти, и возможность определять, что будет происходить в обществе. Корпорации, которые делают наилучшую работу, чтобы обусловить нас, что нам необходимы их продукты, несмотря так это или нет, являются наиболее успешными. Это также кампании как Кока-кола, которая производит один из наиболее практически бесполезных продуктов на рынке, была способна достигнуть такой власти и богатства: они достигли наибольшего успеха не потому, что предложили какую-то ценность обществу, а просто рекламируя свой продукт. Кока - не самая лучшая на вкус смесь, которую мир когда-либо пробовал - она просто наиболее безжалостно раскручена. Те, кто наиболее успешны в создании пространства, которое держит - заставляет нас покупать от них , даже если это подразумевает манипуляцию нами с помощью рекламных кампаний или используя более жестокие меры, они и держат большинство ресурсов, чтобы продолжать делать то, что они делают; таким образом, они имеют и большую власть над средой в которой мы живем. Именно поэтому наши города набиты билбордами и корпоративными небоскребами, больше чем произведениями искусства, публичными садами или бассейнами. Это поэтому наши телевизионные программы наполнены придуманными перспективами и несусветной ложью: производители находятся на милости их рекламмейкеров, а рекламмейкеры, от которых они зависят во многом, это те, кто имеет большинство денег: те, кто предпочитают ничего не делать, прибегают к подмене фактов и распространяют фальш, для того, чтобы получать и сохранять эти деньги (сделай небольшое исследование и ты увидишь, как часто это происходит). Капитализм виртуально гарантирует, что те, кто контролирует то, что происходит в обществе, являются наиболее жесткими, наиболее расчетливыми, наиболее бессердечными.
И пока все находятся в их власти, и никто не хочет закончить на стороне неудачи, быть неудачником, каждый вынужден быть жестким, бессердечным и расчетливым. Конечно, никто не бывает эгоистичным или бессердечным все время. Очень немногие люди хотят быть, или получают больше удовольствия от этого, и когда бы они не могли избежать этого, они это делают. Но обычная рабочая атмосфера делает людей холодными и безличными друг к другу. Если кто-нибудь придет в супермаркет голодным и без копейки в кармане, охрана компании скорее прикажет работникам отправить его на улицу с пустыми руками, скорее чем позволит взять кому-нибудь что-нибудь без оплаты - даже если магазин выбрасывает десятки продуктов в конце каждого дня, как большинство их и делает. Бедные работники начинают воспринимать голодных людей как неприятность, а голодные люди проклинают работников за то, что они не помогают им, когда на самом деле это просто капитализм их сталкивает их друг с другом. И, к сожалению, возможно именно работник поддерживает абсурдные порядки типа этого, особенно тот, который целеустремленно продвигается в руководители.
Те, кто посвящает свою жизнь, делая вещи, которые непосредственно не приносят прибыли, не получают ни охраны, ни признания своих достижений. Они могут делать вещи, представляющие большую ценность для общества, такие как произведения искусства или музыки, или делая социальную работу. Но если они не могут получать прибыль от своей активности, они будут иметь долгий период выживания, в одиночку изыскивая ресурсы, чтобы развивать свои проекты; и, до тех пор, пока власть принадлежит в первую очередь и более всего богатству, они, конечно, будут очень слабо контролировать то, что происходит в их обществе. Хотя корпорации не имеют никаких иных целей, кроме того, чтобы собрать больше денег и власти для себя, это всегда приводит к тому, что они имеют больше власти над тем, что происходит в капиталистическом обществе, чем люди искусства или социальные активисты. И в то же время, некоторые люди могут иметь возможность проводить свое время, делая вещи, которые представляют ценность, но не приносят дохода. Ты можешь представить себе, какой эффект это имеет.

Каким это делает наш мир.

Капиталистическая система дает среднему человеку очень маленький контроль над коллективными механизмами и технологиями его общества, и очень малое право решать что-либо в этих укладах. Даже если это его работа (и таких же как он), что делало возможным конструкцию мира, в котором он живет, он чувствует, что и его работа, и его собственный творческий потенциал и потенциал его друзей являются отчужденными от него, вне его контроля, как что-то, что действует в этом мире независимо от его воли. Не стоит удивляться, что он чувствует фрустрацию, бессилие, пустоту и перестает мечтать. Это только одна сторона контроля, которую просто капитализм имеет над человеческим счастьем. При демократическом контроле над нашими жизнями и нашим обществом мы имеем наиболее бессердечное принуждение. Насилие - это не только тогда, когда человеческие существа делают физический нажим друг на друга. Насилие будет везде, представленное в скрытой форме, когда бы они не использовали силу против друг друга в их интеракциях. Насилие является нитью капитализма. Под капиталистической системой, все экономические законы распоряжаются человеческой жизнью, сведенные к принуждению: Работай или оставайся голодным! Подавляй или будь подавляемым! Конкурируй или сдыхай! Продавай часы твоей жизни для того, чтобы иметь возможность выжить, или загнивай в нищете - или в тюрьму!
Большинство людей идет на работу потому, что они должны, а не потому, что они хотят. Они продают свое время для того, чтобы купить еду и шмотки, и оплатить счета за все символы положения в обществе и достатка, которые они обязаны приобретать, только потому, что они знают, что альтернатива - это голод и остракизм. Им могут нравиться некоторые вещи, которые они делают на своей работе, но они могли бы делать их больше и лучше в их личное время и на их собственное усмотрение - и кроме этого делать еще другие вещи, но их работа не оставляет им ни времени, ни энергии для этого. Для того, чтобы выжать максимум производительности из тех, кто может делать что-либо еще, корпорации используют тысячи механизмов контроля: они увеличивают часы работы для своих работников, делают им личные часы; держат их под постоянным наблюдением. Боссы и работники вместе брошены под мутировавшие экономические законы, и они ведут между собой переговоры в невидимых оковах; с одной стороны - револьвер безработицы и нищеты, приставленное к виску каждого, а с другой - мучительно бедный сервис и вероятность забастовки. Большинство людей стараются как-то учитывать все человеческие потребности других, даже на работе, но сутью нашей экономики является конкуренция и принуждение, и это всегда вылазит в наших отношениях с теми, кто ниже и выше нас по рабочей иерархии.
Можешь ли ты себе представить, насколько более динамично, и насколько более весело это могло бы быть для нас, если бы имели возможность действовать исходя из любви а не из принуждения? Если бы мы делали вещи для чистой радости делать их, и работали бы вместе потому, что мы хотим этого, а не потому, что мы должны? Разве бы это не сделало более приятным делать вещи, что необходимы для выживания - и быть рядом друг с другом для этого?
Эти оттенки насилия пропитывают нашу жизнь до конца. Когда тебя используют, чтобы воспринимать людей как объекты, как ресурсы, которые нужно использовать, или как врагов, которых нужно бояться или уничтожить, трудно вспомнить про свои ценности, когда приходишь домой. Иерархию, которую частная собственность вынуждает в отношениях на рабочем месте, можно обнаружить везде в обществе: в школах, в церквях, в семьях и дружбе, везде, где есть доминирование и подчинение. Уже практически невозможно представить себе, что представляют собой честные, настоящие, равные отношения между людьми в обществе, где каждый козыряет своим превосходством при каждом удобном случае. Когда дети дерутся в школе или в бешеных войнах гангов на улицах, они практически имитируют большие конфликты, которые имеют место между корпорациями, которые обслуживают их интересы; их насилие считается аномальным, но это только отражение пропитанного насилием конкурентного мира, который их окружает и который их воспитал. Когда потенциальные друзья или любовники оценивают друг друга в категориях своих финансовых возможностей и положения в обществе, а не душу и сердце друг друга, они просто действуют, исходя из уроков, которые они получили, уроков о "рыночной ценности" - живя в царстве силы, практически невозможно не оценивать других людей в мире, преимущественно в категориях "что в этом для тебя".
Если бы мы жили в мире, где мы могли бы стремиться к впечатлениям, которыми бы мы наслаждались, без страха умереть голодным, сумасшедшим или нелюбимым как Ван Гог и тысячи других, наши жизни и отношения не могли бы более быть обусловленными насилием. Возможно, затем это было бы легче для нас посмотреть друг на друга и увидеть, что прекрасно и уникально, посмотреть на природу и оценить это, для чего это… быть и позволить быть, а не искать всегда власти и выгоды. Были тысячи обществ в истории нашего рода, в которых люди жили так. Насколько по-настоящему серьезно и много нужно думать, чтобы реорганизовать наше собственное общество в сторону большей демократичности?

Все это звучит хорошо, но какие есть альтернативы?

Альтернативой капитализму может быть договорное общество, в котором мы можем решать индивидуально (и, когда необходимо, коллективно), какой должна быть наша жизнь и все окружающее нас, вместо того, чтобы быть вынужденными принимать их по так называемым законам "вклада и прибыли". Это всего лишь законы, если мы позволяем им быть. Трудно представить себе общество, основанное на кооперации, пока все те общества, которые мы видели в нашей жизни, были основаны на конкуренции. Но такие общества возможны: они существовали всю историю нашего вида, и они могут существовать снова, если мы этого хотим.
Чтобы оборвать путы конкуренции, нам необходимо развивать экономику, которая основана более на дарении, чем на торговле: экономику подарков, вместо этой обменной экономики. В такой системе каждая личность могла бы делать все, что она хочет в своей жизни, без страха остаться голодным. Смысл делать что-либо определялся бы каждым, а не диктовался бы считанными людьми, так что каждый человек мог бы иметь все возможности общества в своем распоряжении. Те, кто хочет рисовать - рисовали бы, те, кому нравится конструировать здания и машины - мог бы это делать, те, кто любит велосипеды, могли бы их делать и ремонтировать для других. Так называемая "черная работа" распределялась бы среди всех по принципу лотереи, и все бы только выиграли, получив возможность делать различные вещи, и не были бы ограничены в этом, как винтики в машине. "Работа" вообще могла бы быть в тысячу раз приятнее, без связанного графика или требовательных боссов, подгоняющих нас. И хотя мы имели бы более медленные темпы производства, мы могли бы иметь более широкий круг созидательных импульсов в нашем обществе, который мог бы сделать жизнь более полной и осмысленной для всех нас… кстати, нужны ли нам по-настоящему все те аксессуары и роскошь, ради которой мы так тяжко служим каждый день? Это звучит как утопия, и является ей, но это не значит, что мы не можем сделать наши жизни намного более приятными.
Не только бушмены в пустыне Калахари являются примером, какой жизнь должна быть вне капитализма, но: даже сегодня, существует масса возможностей в нашем собственном обществе увидеть, насколько лучше жить, когда ничто не имеет цены. Когда на кружке по вязанию люди встречаются ради дружбы и поддержки, когда люди идут в поход и разделяют там между собой обязанности, когда люди кооперируются для того, чтобы приготовить еду или сделать музыку или сделать что-либо еще - это "экономика подарка" в действии. Одной из наиболее замечательных вещей в любви или близкой дружбе является то, что тебя принимают таким, какой ты есть, а не "худшим". А как чудесно наслаждаться вещами, которые приходят к тебе в жизни просто так, без мысли о том, как много себя ты променял для них! Даже в этом обществе, почти все из того, что приходит извне и от чего мы получаем настоящее удовольствие, загнано в капиталистические отношения. И почему мы не можем потребовать все наше рабочее время в нашу личную жизнь? Если мы получаем настолько больше от наших отношений, когда они свободны от пут собственности и конкуренции, то почему мы не освободимся от этих пут в наших "рабочих отношениях" как можно быстрее?
Но кто же будет убирать мусор, если мы все будем делать только то, что нам хочется? Хорошо, когда друзья живут вместе в квартире, мусор выносится? Может быть, он не выносится так регулярно, как это делает уборщик в офисе, но его выносят добровольно, и это делает не один человек все время. Предположить, что мы не можем обеспечить наши собственные нужды без авторитета, принуждающего нас, было бы глупо и не соответствует нашему виду. Идея, что мы все будем сидеть, ничего не делая, если мы не будем работать на боссов для того, чтобы выжить, исходит из факта, что вместо того, чтобы работать на боссов, чтобы выжить, мы могли бы все лучше сидеть, ничего не делая. Но если мы имеем все наше время и всю нашу энергию в нашем распоряжении, мы могли бы придумать, как их использовать, практически даже больше, чем непрактически: вспомни, как много людей наслаждаются садоводством для их собственного удовольствия, даже когда они не должны это делать для выживания. Конечно, мы не могли бы позволить голодной смерти в нашем обществе, где мы разделяем все решения и власть, а не боремся за это… и факт, что так много людей умирают от голода сегодня сигнализирует о том, что капитализм не менее непрактичен, чем любая другая система.
Нам часто говорят, что в "человеческой природе" быть жадным, и поэтому наш мир именно такой, какой он есть. Существование других обществ и других путей жизни подчеркивает это. Однажды ты понимаешь, что современное капиталистическое общество это только один способ из тысячи, которым человеческие существа могут взаимодействовать друг с другом, и ты увидишь, что эти разговоры о "человеческой природе" - нонсенс. Мы сначала сформировались в окружении, в котором мы выросли - и человеческие существа сейчас имеют силу создать свое собственное окружение. Если мы достаточно амбициозны, то мы можем спроектировать наш мир таким, чтобы он изменил нас самих так, как бы ни пожелало наше сердце. Да, все из нас попадались на чувствах превосходства и агрессии, живя как мы живем в материальном и жестоком мире. Но в более дружественном окружении, построенном на других ценностях, мы могли бы научиться взаимодействовать способами, которые приносили бы больше удовольствия всем нам. На самом деле, большинство из нас было бы более щедрыми и больше помогали бы друг другу, чем мы могли бы сегодня - трудно свободно получать подарки в мире, где мы должен продавать часть себя за то, чтобы получить что-либо еще. Понимая это, впечатляет, как много подарков мы все еще дарим друг другу.
Люди, которые говорят о "человеческой природе", говорили бы нам, что в наших склонностях соблазн обладать и контролировать. Но что с нашим желанием решать и действовать из искреннего наслаждения действовать? Только те, кому дано делать то, что они хотят, утруждают себя найти смысл в том, что они уже имеют. Почти каждый знает, что куда лучше принести радость другим, чем дать им какие-либо вещи. Действовать свободно и давать свободно имеет свою собственную ценность. Те, кто думают, что "от каждого по способности, а каждому по потребности" - нечестная дележка, просто неправильно понимают, что делает людей счастливыми.
Это привлекательно - считать капитализм заговорoм богатых против бедных, и путать борьбу против капитализма с борьбой против них. Но по правде, это в лучших интересах каждого, чтобы выломаться из этой экономической системы. Если настоящее богатство состоит в свободе и общении, мы все очень бедны здесь: а для того, чтобы даже быть "богатым" в обществе, которое враждебно к этим вещам, это значит иметь величайшим количеством нищеты. Эта система не является результатом дьявольской идеи нескольких варваров, помешанных на идее мирового господства - и даже если это так, они преуспели в заключении всех, включая их самих, в оковы преимущества и подчинения. Давайте не будем слишком жестоки к ним, хотя бы потому, что они кажутся лучше на расстоянии. Каждый, кто вырос в шикарных муравейниках, может сказать тебе, что, несмотря на все их банковские счета и прочие навороты, они не более счастливы и свободны, чем ты. Мы могли бы поискать возможность сделать так, чтобы каждый увидел, что нам нужно изменить в нашем обществе, и всех в это вовлечь.
Если этого трудно достичь, и время от времени тебе кажется, что "массы" заслуживают того, что они получают, принимая эту жизнь, не теряй веры. Помни, система, которую они принимают, это просто система, при которой ты живешь. Твои шансы на освобождение просто связаны с их шансами.
Пусть тебя не парализует кажущаяся мощь собранных против нас сил - эти силы состоят из людей, таких же как ты, стремящихся вырваться из колеса. Найди способ вырваться из колеса насилия в твоей собственной жизни, и взять их с собой, когда ты хочешь. Выбери любой свободный момент, любую возможность, которую ты получишь в свои руки; жизнь может быть продана, но не может быть куплена - только украдена назад!

CrimethInc.

История DOOM

“No gods, no masters & no more man­made rules!”
Из песни группы DOOM “A dream come true”


ТО, что впоследствии превратилось в легенду краста, было задумано и воплощено в жизнь двумя ребятами из Бирмингема: басистом Джоном Пикерингом (Jon Pickering) и гитаристом Брайаном Тэлботом (Brian Talbot). Сначала это самое ТО включало барабанщика по имени Джейсон Ходжес (Jason Hodges) и называлось THE SUBVERTERS. Однако, Джейсон, по­видимому, не проявлял слишком большого усердия при выполнении своих обязанностей, за что его и выгнали. Нового барабанщика звали Мик Харрис (Mick Harris), и после его прихода название группы стало более лаконичным, и на этот раз полностью отражало всю суть происходящего. Это и было название DOOM.

Понятно, что с таким названием DOOM вовсе не собирались играть new wave или что­то еще для услаждения потребительского уха, но первоначальное направление все­таки было выбрано не совсем верно. Первые один или два концерта были сыграны сыграны в кроссоверном стиле (если кто­то не знает, это такая смесь метала и панк­рока), причем Джон одновременно отвечал и за бас, и за вокал. Возможно, кроссовер не позволял Брайану и Джону полностью выразить их харизматичные натуры, а, может быть, он им просто не нравился, но они вдруг решили, что нужно что­то поменять. Таким образом, первым делом они расстались с Миком. Но не волнуйтесь, на музыкальной карьере последнего никакого креста поставлено не было. Мику еще предстоит сыграть свою роль в истории тяжелой, я бы даже сказал, олотильной музыки. И какую роль!.. Но это, как говориться, совсем другая история…

Итак, Брайан и Джон расстались с Миком. Далее в группу был взят басист по имени Пит Нэш (Pete Nash), что позволило Джону сконцентрироваться исключительно на вокале. Новый барабанщик Стик (Stick), только что лишившийся банды, имя которой история не сохранила, был найден во время попойки в неизвестном и, по всей видимости, подозрительном месте под названием Mermaid Pub (Этот бирмингемский паб был местом, которое сыграло не последнюю роль в развитии британской экстремальной хардкор­сцены. Например, в нем выступали такие группы, как Napalm Death, E.N.T., Heresy и т.д. – прим. Редактора).

Это была середина 1987 года, и это время можно считать рождением настоящего DOOM’a, так как вместе с составом сменился и стиль команды. Теперь это был бескомпромиссный, увесистый и сырой хардкор, который в чем­то напоминал хардкор английских и шведских групп начала 80­х, но в то же время был гораздо брутальнее и сопровождался рычащим вокалом. Впоследствии данный вид антимузыки будет назван не иначе как красткор (а если не мудрствовать лукаво (ведь какая в принципе кому разница, кто что там играет ­главное, чтобы за душу брало!), то и просто краст).


По счастливой случайности как раз в это время заработал маленький лейбл под названием Peaceville. Слухи о том, что появилась новая группа, играющая черт знает что, но что­то забойное, дошли до владельцев этого лейбла, и они, недолго думая, обратились к DOOM’у с вопросом, а не хотят ли те записать пару песенок для первой Peaceville compilation под нехитрым названием “A Vile Peace”. Ребята согласились, и всей компанией за исключением Пита, который сломал запястье, пошли 27 августа 1987 года в студию, чтобы записать свое первое демо. Понятно, что без баса обойтись было нельзя, и в тот же день в ту же студию направился и Джим Витли (Jim Whitley), в это время играющий еще в двух командах: RIPCORD FAME и в какой­то еще малоизвестной группе, которая, кажется, называлась NAPALM DEATH, если вам это название вообще о чем­то говорит. Для демо было записано три песни, а это были такие бессмертные хиты, как Relief, Slave to Convention и Fear of the Future. Две из этих песен (какие именно – страшная тайна, покрытая мраком) вошли в компиляцию “A Vile Peace”.

Первая запись так приколола извращенцев из Peaceville, что они начали умолять DOOM записать для них полноценный LP. DOOM с радостью согласились. Сначала, 27 ноября, было записано демо “War Is Big Business”, которое продавалось в формате аудиокассеты на концертах группы. Наконец, в феврале 1988, DOOM записали 17 песен для альбома “War Crimes – Inhuman Beings” на студии с красивым названием Rich Bitch. Как раз в это время DOOM постоянно играли в разных местах Британии, так что альбом записывался в спешке, имел какое­то невнятное Intro, но все же получился в определенном смысле привлекательным (вы же понимаете о чем я, не так ли?!).

В конце 1988 Брайан объявил, что по личным причинам, он вынужден будет уйти из группы. По­видимому, уходить ему не очень­то и хотелось, так что он успел натворить еще много чего. Во­первых, с его участием был записан сплит с небезызвестной шведской группой NO SECURITY под названием “Bury the Dept – Not the Dead”, который выпустил все тот же до боли знакомый лейбл Peaceville. Во­вторых, во время этой же сессии была записана еще и семидюймовка “Police Bastard”, которая вышла уже на Discharded Records. Нужно ли говорить о том, что этот EP до сих пор считается классикой краста, и что она множество раз переиздавалась? Мне кажется, что не нужно.

Брайан оставил DOOM лишь в апреле 1989 после того, как отыграл длинный европейский тур.
Уход Брайана стал большой потерей для DOOM. Выражаясь, поэтическим языком можно сказать, что черная волна невезения накрыла DOOM с головой, не давая ему вздохнуть полной грудью и превращая все его крики о помощи в еле слышный шепот…

Не волнуйтесь, мои маленькие читатели, сказка не может закончиться так грустно, да и кто сказал что она уже закончилось? DOOMцы в конце концов, видимо, поняли, что они свершили большую ошибку, и в 1992 году банда была реанимирована в оригинальный составе (то есть все те же знакомые лица: Брайан, Джон, Пит и Стик). Дальше был тур по Японии и запись новых песен, которые вышли на Vinyl Japan под название “The Greatest Invention”. К сожалению, это была последние запись в этом составе. Группа опять развалилась на глазах и прежде, чем это могло бы случиться, Брайан и Стик как истинные патриоты (своем дела, разумеется, а не дебилы, наивно полагающие больше всех надо) решили продолжить с двумя новыми музыкантами. Новый вокалистом стал Том Крофт (Tom Croft) из группы GENITAL DESFORMITIES, где он, как не страно, тоже был вокалистом, а новым бас-гитаристом стал Пол Мэллин (Paul Mallen) из EXCREMENT OF WAR. Данный состава хватило на запись аж двух сплитов: одного с финской группой SELFISH, а другой с группой HIATUS. После этого Пол по-дружески, то есть без длительных перепалок и выяснения того, как прав, а к виноват, ушел из группы. Ему на смену пришел экс-басист группы LARGACTYL с простым и очень распространенным именем Скот (Scoot). Этот состав записал сплит с “Doomed to Extinction” с EXTINCTION OF MANKIND, двойное LP с тактичным названием “Fuck Peaceville ” и семидюймовку “Hall to Sweden”. Также прекрасные и, я уверен, волне интеллигентные лица этих четырех замечательных людей можно увидеть на записанном во время европейского тура 1994 года видео под названием “Videodoom”.

Следующим туром, в который музыканты должны были отправиться, был тур по Скандинавии, назначенный на сентябрь 1995 года. За месяц до этого тура, несмотря на то, что вся подготовка была уже проведена, Скот вдруг объявил, что он не поедет, сославшись при этом на универсальный отмаз (проверено на собственном опыте!): он сказал, что у него проблемы дома. Пришлось искать нового басиста. Им на время тура стал Деннис Бодмэн (Dennis Boardman) из группы BLOOD SUCKING FREAKS. Во время тура DOOM умудрились успеть записать мини-альбом “Monarchy Zoo” в студии Sunlight в Стокгольме, который потом вышел как семидюймовка, так и на CD, причем CD-версия содержала несколько живых записей в тура.

Окончание скандинавского тура ознаменовалось новым перестановками в составе. Деннис хоть и был взят как басист лишь на время тура, не пожелал покинуть DOOM и был переведен на должность гитариста. Новый басистом стал Крис Гаскойн (Chris Gascoyne) из группы SUFFER в ушедший вокалист Том был заменен Вэйном Саутвотом (Wayne Sauthworth). Таким образом, состав, который в июне 1996 запись альбом “Rush Hour Of The Gods” для Flat Earth, выглядел следующим образом: Стик (барабаны), Брайан (гитара), Вэйн (вокал), Крис (бас) и Деннис (гитара).

Период после 1996 года вплоть до 2001 можно охарактеризовать как период застоя и стагнации, во время которого каждый из музыкантов занимался внеDOOMской деятельностью. Например, Стик играл в таких группах как EXCREMENT OF WAR и EXTREME NOISE TERROR (для любителей лаконичности, к которым я себя не отношу, это и вовсе еще одна красткор­легенда, старые и добрые E.N.T.), а Брайан присоединился к группе KHANG или LAZARUS BLACKSTAR, в зависимости от того, кому какое название, соответственно раннее или позднее, больше нравится.

В отличие от группы DOOM, D.I.Y.­машина и не думала останавливаться и производила на свет все новые и новые их релизы один за другим. В это время вышли: в 1996 году диск с песнями, которые DOOM записали специально для Джона Пила (John Peel) с радио BBC в течение двух сессий в 1988 и 1989 годах (если вы не знаете, кто такой Джон Пил, то гореть вам в аду!!!); в 1997 году сплит DOOM’a с английской группой CRESS, на который стоит обратить внимание хотя бы потому, что на нем имеется песня­посвящение принцессе Диане под названием Fuck you, English Rose!; а так же в 2000 году переиздание редких записей группы под названием “Doomed from the start”.

Но это еще не все! Опровергая все стереотипы, DOOM не стали уходить по­английски. Совсем наоборот, они громко хлопнули за собой дверью, выпустив альбом под названием “World of Shit”, и это название в двух словах, не считая предлога, передает смысл того сообщения, которое DOOM в течение четырнадцати лет своей музыкально­террористической деятельности передавали своим слушателям, тем, кто не боялся отборного гитарного и барабанного шума, из которого, по сути, и состояли все их песни. Альбом был выпущен на Discipline Records и состоит из одиннадцати треков классического красткора, того же самого, который DOOM играли в конце восьмидесятых (только песни стали длиннее). Вот теперь вроде бы и все…

Что произошло дальше? Ну, достоверно известно следующее:
  1. Брайан и Стик не прекратили заниматься музыкой и сколотили новую группу под названием RUIN. Ничего из репертуара этого нового их детища мне не посчастливилось пока послушать, но, зная этих людей, могу с полной уверенностью заявить, что они не играют брит­поп.
  2. Последний вокалист DOOM Вэйн трагически погиб 18 марта 2005 года, после того, как с ним случился эпилептический припадок. Ему было всего 28 лет. Rest in peace.
  3. На музыке группы DOOM выросло не одно поколение панков, многие из которых и по сей день продолжают свою антимузыкальную деятельность. Так что, на самом деле, все еще только начинается…

Официальный сайт группы: http://www.myspace.com/ukdoom


понедельник, 28 сентября 2009 г.

Анархизм в Российской Федерацией – пути и перспективы

Данная статья взята из сайта "Союз Революционных Социалистов" и повествует оно о проблеме и достижение российских анархистов за всю историю с конца 20ого века до нынешных времен. Большая часть критики интересна, и поэтому она стоит того внимание, чтобы нам разбраться и понять куда двигаться дальше.


Наш Союз революционных социалистов выступает за синтез традиций социально-революционных движений прошлого и за создание новой революционной теории и нового революционного движения, адекватных современной эпохи. Однако фактом является то, что мы вышли из марксистской среды, и процессам, происходящим в анархистской среде в современной России, уделяли недостаточное внимание. Этот пробел следует заполнить…

Мы уже не раз писали, что любая общественная теория и любое общественное движение являются не носителями надысторической добродетели или надысторических пороков, но частью социальной реальности, и их характер и судьба определяются не их абсолютными достоинствами, но социальной борьбой, в которую они включены. Упадочность и гнилость современного российского капитализма имеют своим результатом упадочный и гнилой характер всех политических течений в современной России: от фашизма и либерализма через постКПССОвские партии до крайне левых, марксистских и анархистских групп.

Фашизм, либерализм, сталинизм, троцкизм и анархизм в других странах и в другие эпохи носили куда более серьезный, а не фарсовый характер, привлекали в свои ряды людей куда более крупных, талантливых и трагических, чем движения, носящие эти имена в современной России.

Старый великий анархизм 1850-1950 годов (даты условны), анархизм Бакунина и Кропоткина, ФОРЫ и Белостока, был движением сопротивлявшихся насильственной пролетаризации многомиллионных трудовых масс, и именно благодаря этой связи с борьбой масс порождал великую (хотя и кончившуюся поражением) практику и великую (но, разумеется, не непогрешимую) теорию. Русский анархизм последних 20 лет был шевелением определенных групп контркультурной и интеллигентской молодежи, либо никак не связанным с напрочь отсутствовавшей революционной борьбой масс либо неосознанно подчинявшимся массовым иллюзиям и массовым движениям, шедшим в никуда, – и именно по этой причине можно говорить о том, что он носил по преимуществу убогий характер.

Разумеется, в российском анархизме последних 20 лет были люди, группы и течения, резко выделявшиеся из общего непривлекательного фона (как были такие группы и течения в марксистской и даже в сталинистской среде). Но мы не пишем здесь историю анархизма в современной России, поэтому речь пойдет о среднем анархистском уровне, о преобладавших в различные периоды течениях и настроениях, а не о том, что было выше или явно ниже их. Поэтому мы оставим здесь в стороне как течение, сознательно ориентировавшееся на воспроизводство лучших традиций старого анархизма, так и анархо-капитализм и прочую запредельную экзотику, а будем говорить только о типичных случаях, о преобладавших в каждый период течениях.

За последние 20 лет анархизм в России прошел 3 этапа, и есть некоторая надежда, что не за горами его четвертый этап. Об этих этапах и пойдет речь.

Первый этап – это эпоха поздней перестройки, 1988-1991годы, когда в анархистской среде безоговорочно доминировала Конфедерация анархо-синдикалистов (КАС), являвшаяся крайне левым крылом перестроечного демократского движения и придававшая анархизированный вид его иллюзиям о демократии и рынке как гарантах свободы и справедливости.

Поздняя перестройка была последним до настоящего времени периодом общественного подъема в истории России, периодом, когда казалось, что движение страны идет вперед, а не назад, что началась Февральская революция, а за ней придет и Октябрьская. Левые (марксистские и анархистские) организации эпохи перестройки достигали численности, которая уже через несколько лет казалась невероятной – КАС насчитывала до тысячи человек, а на Учредительном съезде Марксистской рабочей партии в 1990г. было 168 делегатов.

Однако эти внешние успехи были только внешними, раздутыми и неустойчивыми. КАС была на деле частью демократского движения, и была обречена на общую с ним судьбу – только в уменьшенном виде. После вызванного победой демократского движения его краха, когда (парламентская) демократия и рынок дали не свободу и благосостояние, а ужас без конца, основная часть демократского актива, брошенная, ко всему прочему, как и весь народ, в изнурительную борьбу за существование, отошла от всякой политики, тогда как демократское руководство более-менее вписалось (хотя и не на самых первых ролях) в привилегированный класс капиталистической России (как вписался в него и бывший лидер КАС, а ныне всем известный буржуазный политикан из «Единой России» Андрей Исаев).

Так бесславно закончился первый этап современной истории анархизма в России, и начался его второй этап.

Уже на излете перестройки, в 1990-1991гг., оппортунизм руководства КАС начал вызывать критику внутри анархистского движения. Часть левых оппозиционеров, протестуя против недостатков анархизма вообще и КАСовщины в особенности, ушла в марксизм –это сделали, например, такие совершенно разные люди, как Жвания и Дубровский. Другая часть открыла для себя традицию старого революционного анархизма и образовала течение революционного анархо-коммунизма (ГРАС-КРАС-МПСТ). При всех его неоспоримых достоинствах, не оно, однако же, доминировало в русском анархизме 1990-х годов.

В этом последнем было два преобладающих течения – неполитический анархо-экологизм «Хранителей Радуги», предвосхищающий по ряду моментов «Автономное Действие» 2000-х годов и течение, желавшее участвовать в политической борьбе в качестве крайне левого крыла сталинистско-фашистской оппозиции. Об анархо-экологизме мы скажем несколько слов чуть дальше, пока что речь пойдет о втором течении.

Оно было создано людьми, которые еще в период поздней КАС были недовольны в этой последней не столько целями, сколько методами. Они хотели решительной борьбы с «Системой», не очень задумываясь над вопросами, во имя чего вести эту борьбу, какими методами и с какими союзниками. Естественным образом у них возникло тяготение к союзу со всеми другими «борцами с Системой» – т.е. с гремевшей тогда «красно-коричневой», сталинистско-фашистской оппозицией.

По причине крайней слабости анархизма, в подобном противоестественном союзе он был обречен на поглощение и переваривание своими союзниками, когда от анархизма ничего не оставалось, кроме названия. На персональном уровне подобный союз с другими «борцами с Системой» привел Костенко к сталинизму РКРП, Цветкова – к рафинированному фашизму НБП, для людей же, наиболее искренних и серьезных кончился в конце 1990-х годов большой личной трагедией – заведомо бессмысленной и обреченной попыткой повторить РАФ.

Красно-коричневая оппозиция как сколько-нибудь серьезный политический фактор в стране исчезла 1 января 2000г. Ее радикальное уличное крыло не смогло взять власть в октябре 1993г., а ее парламентское крыло – т.е. КПРФ – позорно и бездарно не использовало свои шансы ни в 1996г., ни в 1998-1999гг. Программу красно-коричневой оппозиции – программу грабительского порядка вместо беспорядочного грабежа, программу бюрократического огосударствленного капитализма, грозящего кулаком Западу и живущего с продажи нефти на Запад, принялся реализовывать Путин, лишив тем самым эту оппозицию всяких шансов на власть.

Наступила эпоха кладбищенской стабилизации. Протестное движение 1990-х годов (а красно-коричневая оппозиция была по социальному составу участников таковым движением) рассыпалось по причине внутреннего бессилия; силы, способной бросить вызов грабительскому порядку, не было и на горизонте, наступил социальный штиль, порядок кладбища, лишь изредка нарушаемый попытками сопротивления заживо закапываемых жертв. На пике движения жильцов в Москве в 2007-2008гг. его активисты мечтали – только мечтали! – вывести на демонстрацию 2 тысячи человек, надеясь даже, что такая демонстрация сможет стать чуть ли не началом революции, – тогда как на митинги «Трудовой России» в той же Москве в 1991-1993гг. приходило до 100 тысяч человек.

Анархистское политическое движение 1991-1999гг. было крайне левым крылом «красно-коричневого» движения – как КАСовщина была крайне левым крылом перестроечного демократства. С крахом массового движения, на обочине которого он находился, и с отсутствием любого другого, нового массового движения, российский анархизм оказался предоставлен самому себе. Наступила эпоха 2000-х годов – эпоха «Автономного действия».

На место разделявшейся значительной частью анархистов 1990-х годов мысли о союзе всех «борцов с Системой» пришло четкое отрицание союза с националистами и признание боевого антифашизма в качестве одного из ведущих направлений деятельности. На место действиям на обочине чужих общественных движений пришла ориентация на собственные силы. Если через 100 лет какой-нибудь историк будет писать историю «АД», он сочтет все это его неоспоримой заслугой.

Однако мы не пишем историю, и время воздавать всем сестрам по серьге еще не наступило. Этап «АД» должен быть изжит, без этого анархизм в России обречен оставаться контркультурным сектантством.

Анархизм КАС и политический анархизм 1990-х годов были кривым и жалким отражением кривых и жалких, но реальных протестных движений народных масс. Они давали кривые и неправильные ответы на реальные проблемы и бедствия трудового народа. Анархизм «АД» во главу угла поставил проблемы, безразличные для страдающего и угнетенного народа.

Анархизм 2000-х годов стал победой в анархистском движении существовавшего в 1990-е годы неполитического анархо-экологизма «Хранителей радуги» над политическим анархизмом, т.е. над анархизмом, дававшим ответы, пусть сколь угодно неправильные, на главные общественные вопросы. Об анархо-экологизме 1990-х годов есть старая хорошая статья В. Дамье «Прощай, эколожество», к которой трудно что-либо прибавить.

Экологические протестные движения были массовыми и народными в последние годы СССР, в позднюю перестройку. После краха «государства социального обеспечения» народным низам, брошенным в изнурительную борьбу за существование, стало явно не до проблем экологии. Не умея вести борьбу за куда более непосредственные и насущные свои интересы, тем более они не могли и не хотели интересоваться борьбой за экологические цели, затрагивающие их интересы не так быстро и очевидно. В результате экологическое движение стало всего лишь образом жизни экологистов по призванию, утратило связь с социальной борьбой. Анархо-экологизм стал анархизмом образа жизни, и в этом качестве он был продолжен, развит и возведен в квадрат анархизмом «АД».

Этот последний ориентировался как на образец не на старый великий анархизм, а на появившееся в то время на Западе новомодное антиглобалистское движение – движение, за множеством мелких частных проблем и дел отказавшееся от борьбы за всеохватывающую социальную революцию, фантазировавшее о способах «изменения мира без взятия власти» и озабоченное не борьбой труда с капиталом и государством, но защитой прав хомячков и тому подобным вздором.

Антифашизм, экологизм, феминизм, контркультура, защита прав гомосексуалистов, борьба за права животных – таков был круг вопросов, в первую очередь интересовавших анархизм периода «АД». В стране, где огромная часть народа живет в полной нищете и бесправии, где правит монстр сросшихся капитала, бюрократии и мафии, в стране, где царят беспросветная несправедливость и полицейский произвол, в стране, экономика, политика и культура которой откатываются к дремучему 16 веку, все эти вопросы обречены быть – если говорить прямо и неполиткорректно –праздной забавой сытых и благополучных людей. Часть вопросов, интересовавших анархизм периода «АД» – как-то борьба с посягательством капитализма на природу, в тех случаях, когда такое посягательство вредит людям (борьба против мусоросжигательных заводов, например) и борьба с фашизмом (когда эта борьба не становится самоцелью, не превращаясь идейно в антифашизм – столь же буржуазный, как и фашизм, а практически – в безразличные народным массам драки «фа» и «антифа»), может и должна стать частью целенаправленной борьбы за социальную революцию, большая же часть – как-то контркультура, антигомофобия и экологизм в его чистом виде – просто безразлична для революционной борьбы. Мы не считаем, что нужно чморить гомосексуалистов и уж тем более не одобряем использования на буржуйские воротники безобидных пушных зверюшек, но эти вопросы к социально-революционной работе в современной России просто не имеют никакого отношения.

Анархизм «АД»шного типа обречен оставаться образом жизни нескольких тысяч (от силы!) молодых людей в многомиллионной России, он не дает никакого ответа на главные общественные проблемы и чрезвычайно далек от старого революционного анархизма, четко понимавшего, что все должно быть подчинено борьбе против капитала и государства, против эксплуатации и угнетения, борьбе за всеохватывающую социальную революцию.

Нужно заметить, что анархизм 2000-х годов Адшного типа не игнорировал совсем проблемы борьбы труда с капиталом, однако для него, как и для его наставника – западного антиглобализма, это была одна из проблем, равнозначная с другими. Есть пролетарии – и есть защитники прав черепах, они равноценны. При таком подходе «рабочая политика» сводилась к солидаризации с разными профсоюзами и не отличалась практически от «рабочей политики» разнообразных троцкистских групп.

Бессилие и никчемность контркультурного анархизма бросаются в глаза, если посмотреть на общемировую ситуацию. 1990-2000-е годы видели множество стихийных народных бунтов и выступлений – Албания, Индонезия, Аргентина, Алжир, Украина, Киргизия, Франция, Латвия, Литва, Греция, Исландия, Таиланд и т.д. На наших глазах, судя по всему, начинается новая революция в Иране. Пылает крестьянская война в Индии. В этих народных бунтах и движениях анархисты, за очевидным исключением Греции и в какой-то мере Франции, блистают своим отсутствием – как и марксисты.

Скептическое отношение марксистов к подобным бунтам отверженных Земли объясняется марксистской закоренелой догмой, что пролетарии – это прежде всего имеющие постоянную работу на крупных предприятиях промышленные рабочие, и что пролетарская борьба – это прежде всего борьба на предприятиях. Но исторический анархизм возник как раз как практика и теория бунтов обездоленных масс против насильственной пролетаризации, и только в подобных бунтах анархизм может доказать свою силу и истинность, только в связи с ними он вообще имеет право на существование.

Если этого не происходит, то это по той причине, что современному упадочному контркультурному анархизму не о чем говорить с бунтующими массами. Все народные выступления последних 15 лет происходили – и иначе и быть не может – не ради защиты прав гомосексуалистов или спасения волнистых попугаев, но ради вопросов, непосредственно затрагивающих обездоленные массы, которые поднимались на борьбу за землю и работу, за хлеб и воду, против нищеты и бесправия, против полицейского произвола и политиканского обмана.

Контркультурный анархизм обречен оставаться не движением обездоленных масс, но образом жизни гуманно настроенной и среднезажиточной интеллигенции буржуазного общества. Без разрыва с этим упадочным анархизмом, без создания действительного социально-революционного движения народные протесты будут уходить в песок, будут подчиняться и использоваться (как это и происходит сплошь и рядом в мире) демократскими, неоэсдекскими и фашистскими группировками буржуазии. Контркультурный анархизм должен быть похоронен – и мы может наблюдать некоторые обнадеживающие признаки, что эпоха его преобладания в российском анархизме подходит к концу…

Крах «путинской стабилизации» в результате мирового экономического кризиса 2008г. и очевидная тупиковость контркультурного «анархизма образа жизни» дали толчок новым, чрезвычайно отрадным явлениям в анархистской среде. Речь идет о таких организациях, как Межпрофессиональный союз трудящихся, Красноярская группа анархистов, течение милитант-анархизма и некоторые другие, организациях, стоящих на позициях социально-революционного анархизма.

Эти организации (с некоторыми вариациями) отрицают контркультурный анархизм образа жизни и возвращаются к старой анархистской традиции, во главу угла ставившей борьбу против капитала и государства, против эксплуатации и угнетения. Вместо новомодного равенства борьбы за права хомячков с борьбой против нищеты и бесправия, они понимают, что настоящее революционное движение должно давать ответ на главные вопросы общественной жизни, вопросы, затрагивающие десятки миллионов людей, должно убедить – словом и делом – в правильности своих ответов широкие народные массы. Наконец, вместо анархизма по приколу они придерживаются серьезного и идейного подхода к своей работе. Поэтому они – наши товарищи.

Без отрицания упадочного постмодернистского, прости Бакунине, «анархизма», без усвоения лучших традиций старого революционного анархизма, никакой социально-революционный анархизм невозможен. Однако, на наш взгляд, простое усвоение и повторение старых великих традиций недостаточно.

Воспроизведение анархизма Бакунина и Кропоткина, повторение махновщины и ФОРЫ столь же невозможно сегодня, как и воспроизведение марксизма Маркса и Гортера, как повторение ССРМ, ПЛСР и КРПГ. Мир стал другим, на очень многие вопросы современного мира найти ответы у Кропоткина столь же невозможно, как и найти их у Маркса. На наш взгляд, который мы не навязываем нашим товарищам из анархистской традиции, считая, что сама действительность убедит их в нашей правоте, для ответов на эти вопросы требуется выход за пределы собственно анархизма.

Представление о том, что сразу после свержения власти буржуазии установится безвластный коммунистический строй, противоречит опыту революционной борьбы, в том числе опыту махновщины и Испанской революции. Следует с самого начала понимать, что свержение власти старой буржуазии станет не завершением революции, а началом долгой революционной эпохи, эпохи всеохватывающего коммунистического преобразования общества, эпохи, в которой власть будет принадлежать общим собраниям трудящихся, использующим свою революционную власть, не связанную никакими законами и опирающуюся непосредственно на насилие, для подавления сопротивления старых эксплуататорских классов, всеохватывающей коммунизации общества и пресечения попыток новой контрреволюции, попыток, которые будут неизбежны.

Весьма сомнительна возможность создания при современном упадочном капитализме сколь-нибудь массовых революционных синдикатов, и более обоснованным представляется взгляд, что борьба трудящихся будет иметь две формы организации – социально-революционные группы борьбы на предприятиях, не являющиеся массовыми, и создающиеся на подъеме массовой борьбы общие собрания всех работников с выборными и подконтрольными им советами делегатов.

Наконец, в области чисто мировоззренческой биологический и эволюционный материализм Кропоткина заведомо уступает историческому и катастрофическому материализму Маркса и Бакунина, а исследование причин появления государства и объективной возможности его уничтожения сразу же натыкается на общественное разделение труда и возможность уничтожения последнего, что явно принадлежит к области мысли исторического материализма.

Мы не претендуем на стопроцентную непогрешимость наших взглядов и не собираемся ничего диктовать нашим товарищам социально-революционным анархистам. Действительность и общая борьба расставят все по своим местам. Но на наш взгляд, новое социально-революционное движение, новый революционный социализм станут синтезом лучших революционных традиций прошлого, синтезом, выходящим за пределы как старого революционного марксизма, так и старого революционного анархизма.

воскресенье, 27 сентября 2009 г.

Интервью с Concrete Sox

Concrete Sox - были квартетом из Ноттингэма и частью хардкор/трэш движения середины-конца 80-ых вместе с такими командами как Ripcord, Heresy, Extreme Noise Terror и т.д. Они издали свой дебютный LP “Your Turn Next” в 1986 на COR Records, а в следующем году объединились с Heresy для сплит LP на Earache Records. Вскоре был выпущен 'Whoops, Sorry Vicar!' LP на Manic Ears, и в 1989 был издан их последний релиз в 80-ых 'Sewerside' на новообразованном лейбле Колина Лэттера (из Flux Of Pink Indians) Big Kiss. Хотя в плане текстов ребята разделяли идеи хардкор и анархо-панк групп, их музыка гораздо больше тяготела к металлу, чем у товарищей по сцене. Это довольно интересное интервью, которое я взял у басиста Les когда-то в ’88. Впервые оно было напечатано во втором номере фанзина 'The Crypt' в начеле ’89.


Adam: Каковы твои личные политические взгляды?

Les: Каждый участник группы имеет свои личные политические взгляды; Andy больше анархист, Rich больше социалист, а я и Shaun верим в то, что эти две теории могут работать вместе. Мы очень уважаем Никарагуа за то, чего они смогли достигнуть в сложившейся ситуации. Анархия – замечательная теория, но я думаю, что она никогда толком не заработает – вот так, анархия и мир, в смысле; к примеру: прошла ночь, а утром бах и наступила анархия, система была кардинально переделана и т.п. - отлично, но все еще остались жадные ублюдочки, которые хотят урвать себе побольше, их личная армия и т.п. Ну люди убивают и уходят нажившись. Мне кажется, что у анархии был бы шанс, если бы она развилась через социализм, который уже просуществовал бы к тому времени долги-долгие годы – даже пусть и сотни лет – чтобы быть первой формой существования , как и в случае с социализмом. Не пойми меня неправильно: не коммунизм, который мы видим в СССР и проч. – это лишь форма государственного контроля и государственного же капитализма. Запад процветает на этом, говоря “посмотрите что социализм делает для вас”, когда большинство людей не имеют ни малейшего понятия о социализме, равенстве и т.д.

A: Ты веришь в пацифизм?

L: Нет. Хотелось бы, но люди всегда берут слабого в оборот. Не в том смысле, что пацифизм – это слабость, а наоборот: это заставляет сильного духом человека отвернуться и уйти или подставить другую щеку. Но, как я уже говорил, многие люди не слушают никаких доводов, им хочется лишь власти и контроля, обычно достигаемых с помощью насилия, угнетения, проч. Надо сопротивляться – если кто-то тебя обосрал и так и ушел, то он не преминет сделать это еще раз.

A: Как думаешь, выйдет ли что-то из попыток лейбористов отменить подушный налог?

L: Не думаю. Движение лейбористов разваливается: слишком много размолвок. Впервые в истории лейбористы так близки к исчезновению. Бороться с подушным налогом будут люди, просто не платя его, а не с помощью лейбористских попыток отменить его. Людям надо просто сказать 'Идите на хуй, я не буду его платить', но многие люди просто не осознают, что государство выслеживает и заставляет их платить его через избирательные списки. Уйма людей не зарегистрированы на голосовании и могут попробовать не платить этот налог, хотя таким образом против государства пойдет меньше голосов – видишь, это отлично продуманная тактика. Да, эти ублюдки спокойно будут собирать подушный налог, потому что жители этой страны слишком.

A: Как продается 'Whoops, Sorry Vicar!'?

L: Думаю около пяти тысяч копий в Европе, но не знаю что там насчет Северной Америки. По-моему, с распространением там проблемы. Может около тысячи.



A: Что ты думаешь о Class War? Действительно ли они достигнут своих целей с помощью насилия?

L: Я понимаю точку зрения Class War – мы тоже чувствуем их злость. И я разделяю многое из того, о чем они говорят, но есть вещи, с которыми я не согласен. Их отношение порой слишком насильственно.

A: Считаешь ли ты, что обыватели осознают то “убийство”, которое порождается деятельностю мультинациональных корпораций?

L: Конечно нет, потому что им никто не говорит правду об ублюдошной работе мультинациональных кормпораций. На самом деле мультинациональные корпорации прибрали к рукам большую часть масс-медиа. Эти мультинациональные корпорации ответственны за массовые убийства (голодовки) по всему миру. В угоду мясной индустрии (например МакДональдс) с лица земли стираются дождевые леса, чтобы потом на их месте устраивать пастбища скота, а около 90% зерна в мире используются для прокорма этих животных, которые потом заканчивают свои дни на тарелках в Западном Мире (по крайней мере, большая их часть). Говорят, преступление не принесет добра, но у мультинациональных ублюдков оно окупается.

A: Как считаешь, влияет ли телевидение на всеобщее невежество? Оно не очень информативно, зато со множеством говеных фантазий.

L: Телевидение определенно имеет влияние на обывателей. Оно промывает людям мозги, по сути отключая их от реальных фактов, от того, что происходит вокруг. Вроде бы государство контролирует большую часть масс-медиа – на самом деле оно контролирует человеческое большинство. Даже программы новостей выглядят как политические передачи ебливых тори. А еще взгляни на рекламы: каждая выглядит так, будто бы пытается овладеть тобой, заставляя среднестатистического наблюдателя возжелать этот самый рекламируемый продукт. Натурально тошно, когда в это же время есть люди, которые борются за еду, чтобы выжить. Еще одним примером сраных идей, подспудно продвигаемых посредством рекламы является попытка внушить то, что место женщины дома – уборка, приготовление еды, сидение с детьми. Женщины выставляются, как сексуальные объекты чтобы продавать ебаные шоколадные конфеты. Вся эта медиа-сеть – говно, при грамотном использовании масс-медиа подходит для убеждения людей.

A: Как ты относишься к тому, что парни дают женщинам всякие такие сифозные имена вроде “пташка” и “телка”?

L: Любая форма сексизма - дерьмо, в какой бы форме он не проявлялся. Женщины борются не просто с замечаниями на улицах, они борются со всей мужской частью человечества – с самого первого дня жизни!

A: А теперь скажи что ни будь, что хочешь.

L: Спасибо за отличное интервю. Да, 'привет' и спасибо Warzone Collective и всем за гиг и за все хорошее в Белфасте. Привет Colin (ex-Flux) за его хлопоты и Andy Chapman. А да, запомните – из 'Sox ballet team' нет пути назад!. Пока-пока, Les.

Взято со сайта: http://www.myspace.com/concretesoxuk
Официальный сайт группы: http://homepage.ntlworld.com/concretesox/

четверг, 17 сентября 2009 г.

DISTRESS interview

DISTRESS – not to be confused with similarly named bands from Yugoslavia, Germany or Italy – are a Russian d-beat band that has been around for about five years. They have heaps of releases, toured various European countries a few times, and I guess there are quite a few interviews with them in various zines. Since the following one, with their singer Alex, would be published in Spanish, I think there’s no harm in putting the English version here.


Hi ALex. Could you tell us about the beginning of crust in Russia? And about DISTRESS? Is it big the scene in Russia?

Hello! D-beat / crust scene is new to Russia. At the moment it’s very small, and most of this scene is young people between 16 and 18 years of age. Like every new thing, it’s interesting for them. All of this activity, music. But I don’t think it’s serious for them, that it’s their culture and lifestyle. At the moment it seems to me that there is a big interest in music, in the look (dreads, patches, shirts), that is, there is a certain fashion that appeared now, and the messages that the bands or activists within the scene want to get through to them aren’t noticed by many. Perhaps such a situation exists elsewhere too. We travel a lot, we communicate a lot, but somehow this situation is more obvious for me in Russia. When we started with DISTRESS in 2003 there was no scene whatsoever. I guess at the time few people were interested in that part of the scene. And I think that was exactly the reason why the band didn’t have a permanent lineup for a long time. We played with a lot of session musicians, also with musicians from other punk and hardcore bands, tried to tour and record, but no one stayed in the band for a long time. For many people who played in DISTRESS it remained a strange culture, and the way the band was going wasn’t for them. At the moment I’m the only original member. Frequent lineup changes didn’t give much of a chance to be more active but we always tried to do something. Last year before a European tour our lineup had changed again, and after the tour one of the guitar players quit the band. Now there’s four of us, but we’re still active. And if we’d return to your question regarding the scene in Russia, I think that we can seriously talk about a crust scene here in say five years, when it would overgrow this upsurge in so-called popularity that it experiences now and when only the people who are actually concerned with problems of our sick society (wars, environment, animal and human rights) will stay in it. We shall see, the scene develops and I’m very interested in seeing what will be there in a few years.


When I listened to DISTRESS for the first time I thought it was a Swedish or Finnish band. Is your purpose to sound like that?

No, that wasn’t what we were shooting for. It wasn’t any sort of “commercial” step if I understoof your question correctly. We like the Scandinavian scene, and it’s our love for Swedish and early Finnish punk that has been a large influence on our sound.

Nowadays, what are your plans as a band?

It’s hard for me to discuss our plans now, but there’s a lot of them. Maybe we will try to play more gigs, go on new tours. But it’s not always possible, and a lot of things depend on a chance to get a visa for this or that country. The visa system is a big problem for us as a band. We don’t always have a chance to play gigs outside of Russia. In November 2007 we were supposed to do a minitour of Scandinavia (Sweden, Norway, Finland) but the consulate refused a visa to two of the band members. As a result, all of the gigs of the tour were cancelled. But still, for this year we already have planned a few gigs in Hungary, Czech Republic and Slovakia. We also have finished recordings for two releases. One is a split CD with WHEEL OF DHARMA from Finland and the other is a split CD with SUBURBAN SHOWDOWN from the States. I hope all of this is going to happen soon.


To keep a band, recording in an studio or making tours. Is it difficult?

I have told you a little about organising tours. Yes, it’s not always easy for us but it’s possible when you want to do it, when you really do. We’re doing it ourselves, and no one is going to make it for us. The bands are always facing some problems (tours, recordings). It takes a lot of time and energy, and not everyone is ready for this. It’s not just a Russian problem, it’s a problem for a lot of bands all over the world.

Do you know the scene in South America or here in Peru?

We have a lot of contacts all over the world but I know very little about the scene in South America. I have a few records and tapes with bands from Peru, and also a while back I was in touch with kids from Venezuela, APATIA NO. But that was a long time ago. We’re always glad to have communication and new contacts. Contact us.

What do you think about piracy, ripping records, copyright, etc.?

Copyright is shite. I can’t talk about piracy because I don’t know how this industry is developed all over the world. But I liked the form of piracy that has been developed in Russia until recently. Russia is a developing capitalist country with low living standards. Not everyone who lives here can afford a CD or DVD for 10 or 20 euros. Many people’s salary is 100 – 150 euros per month. In Russia it’s a good alternative to the large recording corporations and major labels. Ripping records isn’t for me. I like original editions, vinyl etc.

What does DISTRESS do about actual issues like animal abuse, politics, environment, etc?

We’re not taking part in the direct actions. In Russia such actions are very rare. Russia is a totalitarian police state where most of the population supports or tolerates the state policy. But we support the ideas of various autonomous organisations such as the ANTIFA movement, ALF and PETA, FNB, ABC.

Do you wanna add something to this interview for our readers?

I don’t know. There is a lot of evil and violence in the world. But there are people who do care about what happens tomorrow. Let’s think together about what each of us can personally do so that tomorrow wouldn’t be the last day of the human race. LOVE & PEACE, NOT WAR.

http://www.myspace.com/distressrawshit

Give from Peruvian zine Holocausto.

среда, 9 сентября 2009 г.

Irkutsk anarho-ecologists to abroad

On The Radical Edge Of Left
By Elena Agarkova
May 2009
RUSSIA, Lake Baikal, Irkutsk (Siberia)

Dressed in black, they march against construction of new nuclear plants,waste incineration, and high-rise developments, against police brutality,neonazism, political, religious, and ethnic oppression. Their fathers andgrandfathers espoused communist beliefs. Their ideologicalgrand-grandfathers include Russian aristocrats like Count Leo Tolstoy,Mikhael Bakunin and Prince Peter Kropotkin, who advocated individual libertyand dismantlement of the state.

The anarchists have branches in several cities across the country. InJanuary of 2002 they formed a loose coalition named "Autonomous Action."Their website states that their overarching goal involves destruction of theState and all its institutes, and creation of self-government by thepeople.i Their overall numbers remain small, but these young men and womenplay an active role in modern political opposition in Russia. They arecertainly active enough for the Russian police to begin to take a keeninterest in them. On May 1 of this year the Irkutsk police arrested eighteenanarchists who took part in the annual May Day demonstration, on charges ofhooliganism and violently resisting arrest. I knew one of them, a 23-yearold young man named Igor, through his work at a local environmental NGO,Baikal Wave. When the administrative judge in charge of the cases took fourout of eighteen, including Igor's, to test the strength of police evidence,I decided to attend the court hearings and talk to the people involved.


The anarchists' activism in environmental issues may seem puzzling at firstglance, but upon closer examination it makes perfect sense. One of the mostobvious connections between modern anarchism and environmentalism lies intight state control over much of Russia's economy. Who makes decisionsregarding development of oil fields, construction of uranium-enrichmentcenters, hydro-electric dams, and pipelines? The federal government, throughits agencies, bureaucracy, state-owned monopolies, and oligarchs who answerKremlin's bidding, with little or no public input. So general opposition togovernmental authority, espoused by anarchists, logically translates intoopposition to state's policies towards the country's natural resources. Theanarchists agree with the view that the country's political elite profits byexploiting Russia's natural wealth while average citizens bear the brunt ofthe resulting environmental degradation.

Anarchism has had a long history in Russia, and many different schools ofthought have made their mark on the country's politics and culture. LeoTolstoy towards the second half of his life became a Christian anarchist,setting out his criticisms of the government and the organized church in"The Kingdom of God is Within You" and other works. A pacifist and avegetarian, Tolstoy called for a society based on compassion, nonviolenceand freedom. He borrowed the title of a book written by the French anarchistPierre-Joseph Proudhon, "La Guerre et la Paix," for his masterpiece "War and Piece."

In 1857 the tsarist government sent Mikhael Bakunin, a nobleman who would ina few years become one of the most influential Russian anarchists, intoSiberian exile. Upon moving to Irkutsk (Bakunin's second cousin was thegovernor of Eastern Siberia), he became part of a political circle thatresented St. Petersburg's treatment of Siberia as a colony (even then thecapital siphoned off the region's wealth), and advocated creation of aUnited States of Siberia, independent of Russia and possibly part of the U.S.

By the end of 19th century non-pacifist anarchist cells staged terroristactions in Moscow, participated in the revolutionary uprisings, and ledpeasant revolts in the Ukraine. But even though anarchists took part in therevolutions of 1917, they disagreed with Bolsheviks, rejecting the idea ofthe dictatorship of the proletariat. As Bolsheviks came to power, theysuppressed and eliminated anarchists along with other political opponents.More than sixty years would pass until anarchists re-appeared in Russianpolitical life, including in Irkutsk. In March of 1980 a student ofphilology at the Irkutsk State University published the first (hand-written)issue of a magazine dedicated to anarchist ideas. Eight years later theformer student gave an interview to the official magazine called SovietYouth, in which he tried to distinguish anarchism from anarchy: "Anarchy iswhat's happening in our country right now. Anarchism, to us, is purposefulwork towards creating a grass-roots democracy, or government by the people.We oppose violence and therefore support federalism, as an effort to avoidsituations which can lead to civil war, through accommodation of interests.We advocate self-governance, as an absolute right to inner autonomy, andpartylessness, as a renunciation of group struggle for power. Anarchism is anon-party movement for stateless socialism. This doesn't mean that politicalparties should be prohibited, only that no one of them should be in power."

What is anarchism? The word probably connotes chaos, disorder, and violencefor most people. Its etymology comes from the Greek anarchos, which simplymeans "having no ruler." The Merriam-Webster dictionary defines anarchy as1) absence of government; 2) a state of lawlessness or political disorderdue to the absence of governmental authority; 3) a utopian society ofindividuals who enjoy complete freedom without government. The definition ofanarchism, on the other hand, states that it is a political theory holdingall forms of governmental authority to be unnecessary and undesirable andadvocating a society based on voluntary cooperation and free association ofindividuals and groups.

Perhaps weary of the negative associations that most people have with theword anarchy, today's anarchists often call themselves anti-fascists(however, even though almost all anarchists ascribe to anti-fascist views,not all anti-fascists are anarchists). This label has its downsides too,despite the mythological status of World War II for most Russians. Russianneo-nazis have stepped up their level of violence lately, attacking migrantworkers, people with non-Slavic looks, liberal journalists and lawyers. Theanarchists' anti-nationalist views have also made them a target. One of themurders took place in Angarsk, a city 30 kilometers away from Irkutsk, twoyears ago.Angarsk is an industrial town, built mainly by prison labor. It used to be a"closed city," missing from the maps and train schedules. Several highlypolluting enterprises functioned in the city over the years, including theAngarsk Electrolyzing and Chemical Combine (AECC), established in 1954 toproduce enriched uranium for the Soviet nuclear program. The complex alsooperates one of Russia's two large conversion facilities producing feedmaterial for uranium enrichment facilities (uranium hexafluoride). Eventhough it is not as radioactive as uranium, depleted uranium hexafluoride isa dangerous, reactive substance which forms highly toxic uranyl fluoride andhydrofluoric acid upon contact with water vapor. The government has notreleased information regarding exact amount of radioactive waste that hasaccumulated at the AECC secret, citing "commercial secrets."Environmentalists estimate that there may be as many as 250 thousand tons ofdepleted uranium hexafluoride on AECC's territory.In 2006 then-President Vladimir Putin raised the idea of creatinginternational nuclear enrichment centers. He stated that such centers wouldgive countries transparent access to civilian nuclear technology withoutprovoking international fears that enriched uranium could be used for covertweapons programs by "rogue" nations. Russia's plan called for building firstsuch nuclear enrichment center on the base of the AECC.In March 2007 the International Atomic Energy Agency deputy director generalYury Sokolov stated that the agency supports the idea of setting up aninternational uranium enrichment centre in Angarsk and will provideguarantees for the project. Sokolov described the center's fundamentalpurpose as bolstering the nuclear nonproliferation regime. He expected over30 countries interested in developing their nuclear power industry to becomeRussia's partners in the project.The initial purpose of the Angarsk uranium enrichment center seems to havefaded into the background as Russia struggled to attract potential partnersfor the project. By the end of 2007 Russian officials used another argumentin support of the proposal, assuring "energy autonomy for nations." Firstdeputy prime minister of Russia, Sergei Ivanov, said that due to thedepletion of hydrocarbon reserves, the world is increasingly looking tonuclear energy as an alternative. He added that oil and gas supplies werehighly contingent on military and political situations, which have beenunstable of late in the main producing regions. Ivanov also said that anycountry willing to contribute money to the Angarsk uranium enrichment centerwill receive fresh uranium supplies for its own nuclear programs from thefacility. Critics of the project pointed out that Ivanov's assertion openedthe Angarsk nuclear fuel supply to anyone with the cash to pay for it.Environmentalists opposed the project for several reasons, including thefact that creation of the uranium enrichment center in Angarsk will greatlyincrease the amount of radioactive waste at the AECC. Some critics see theproject as a ploy by the federal government to make money off dumping othercountries' nuclear waste in Russia.The first public protests against the Angarsk uranium enrichment centerstarted in Irkutsk at the end of 2006. In April 2007 environmental activistsheld a rally under the slogan "No Chernobyl at Baikal," which theycharacterized as a protest "against the environmental colonization of theBaikal region." In the summer of 2007 local environmentalists andanarchists, joined by activists from Moscow and the Far East, organized a"tent city" in Angarsk to express their opposition to the uranium enrichmentcenter. On July 14, before the protest camp began functioning, local policeofficers took ten activists to the Angarsk police station for questioningand identity checks. The activists reported that Federal Security Serviceagents conducted the questioning itself.The protest camp officially opened on July 20. The local administrationinitially opposed the protesters' plan to hold rallies in selected areas oftown, stating that they scheduled "other public events" in those locations.The protesters persisted and managed to receive permission. It turned outthat the administration "misinformed" the anti-nuclear activists and no"other public events" have been scheduled anywhere in town after all.In the early morning of July 21, 2007 "a group of young men armed withknives and bats stormed the anti-nuclear tent camp in Angarsk." Theprosecutor's office reported that out of eighteen people present in the campat the time, eight received serious injuries. One young man, IlyaBondarenko, died at the hospital. Ilya was an anarchist from the city ofNahodka in the Russian Far East. Another two remained hospitalized with headconcussions, broken arms and legs. According to the prosecution's report, atleast 13 young men from Irkutsk and Angarsk, ages 16 to 22, participated inthe attack. The police arrested several of them the next day, and the youthtestified that they attacked the camp in retaliation for a beating a friendof theirs allegedly suffered from "anti-fascists." The camp activistsreported that the attackers burned their tents and belongings, stole theirpersonal things, including passports, and cursed out anti-fascists. The campparticipants had no doubts that they were attacked by neo-nazis, even thoughlocal police initially denied that they even have nazi followers in Angarsk.Igor, who participated in the anti-nuclear camp, told me that they receivedwarnings about a possible attack for several days in a row. One of the localboys said he got a text message on his phone advising him not to visit thecamp that night. "The police also warned us, from the very beginning, thatwe were in a criminal area and that we should leave," said Igor. Campparticipants wondered whether a connection existed between the local police,who performed daily identity checks on the camp activists, and theattackers. "The organizers [of the attack] definitely were neo-nazis. Therest were just people they knew, because in reality there are not that manyof them and it would've been difficult for [the nazis] to gather a crowd of20 or 25 people. Some of the attackers said later that their brother calledthem, asking to 'join in', or a friend invited them." I asked whether theseguys really showed up just to beat up people they didn't know personally. ToIgor that did not seem strange. "What do you think youth violence is?"However, he thought that the attack was a big event for its organizers."They had a plan of our camp, knew who they wanted to beat up, and who wassleeping in what tent. One of our daytime visitors must have been a scout oftheirs." Still, Ilya, the young man who died in the hospital from theinjuries he received during the attack, may have been an accidental victim."The [local neo-nazis] could not have known him even though he was a famousactivist in his town and many, even the fascists, respected him," said Igor.Our conversation took place outside of administrative court building duringa break in the hearings. The administrative judge acquitted two of Igor'sfriends the week before. She agreed with the defense that the police failedto prove any elements of the alleged crimes and relied on inadmissibleevidence. Police reports had only general accusations of the anarchists"cursing obscenities at the government and the police," throwing smokegrenades, and resisting arrest. In court police witnesses gave inconsistenttestimony regarding all charges. For example, some police officers testifiedthat "all of the anarchists yelled obscenities." The mayor who personallyarrested Sergei, one of the first anarchists to be tried, could not say forsure whether Sergei cursed or not. Another policeman testified that Sergeidid yell obscenities but when asked for specifics, said that Sergeicriticized the government, the president, and the local administration.Police evidence had other serious flaws. Two people who signed policereports as "attesting witnesses" testified in court that they did not attendthe demonstration and did not see the arrests. Instead, as they walked bythe police station two hours later, a policeman asked them to come in forseveral minutes. The "witnesses" signed all eighteen arrest reports withoutreading them. At the hearings the judge asked whether police explained tothe witnesses their rights and responsibilities. "No," said the young womanwho signed the papers accusing the arrested men. "Why didn't you read thereports?" The girl blushed. "This is the first time for me. I've never donethis before."Igor hoped that the judge would dismiss his case "by analogy," but he couldnot be completely sure. The police chose to separate the cases instead ofcombining them, even though they involved the same charges, same witnesses,and same evidence. The lawyer who represented Sergei told me that thiscomplicated defense, since different attorneys represented each person. Theyhad to arrange for the witnesses to appear in court several times to repeatthe same testimony. "The witnesses can get confused and say somewhatdifferent things each time. Every attorney may have a different point on thebest way to defend his client. We don't have time to coordinate the defenseand we cannot combine the cases at this time." The lawyer in question,Alexander Dubrovin, said he took Sergei's case after one of the communistorganizers of the May Day rally called him and asked for help. Alexander,who is semi-retired, took the case for free. "Am I to ask for money from apenniless organization?" He has been an attorney for twenty years and itappears that he has often done pro bono work for the communist party in thepast. He thought that authorities arrested the anarchists to discredit thelocal communist branch and to make it harder for the party to receive rallypermissions in the future.Not everyone thought that the demonstrators pursued pure ideologicalmotives. One of the policemen who testified at trial as a witness said to methat "either the youth has nothing better to do or someone is sponsoringthem." This police officer, dressed in plain clothes, followed the anarchistdemonstrators the entire time of the May Day rally. At trial he claimed thathe received second-degree burns after a hot substance landed on his head andjacket. He told me that he did not want to file any charges, especiallysince he did not see who threw the substance in question. "But my bossordered me to go to the hospital and file a report. I said, 'What's thepoint? It's not going to hold up in court anyway.'" He worked at thecriminal unit and initially was surprised to hear that the head of localpolice ordered his unit to participate in following the May Daydemonstrators: "We usually just deal with petty thieves."

Angarsk is an industrial town, built mainly by prison labor. It used to be a"closed city," missing from the maps and train schedules. Several highlypolluting enterprises functioned in the city over the years, including theAngarsk Electrolyzing and Chemical Combine (AECC), established in 1954 toproduce enriched uranium for the Soviet nuclear program. The complex alsooperates one of Russia's two large conversion facilities producing feedmaterial for uranium enrichment facilities (uranium hexafluoride). Eventhough it is not as radioactive as uranium, depleted uranium hexafluoride isa dangerous, reactive substance which forms highly toxic uranyl fluoride andhydrofluoric acid upon contact with water vapor. The government has notreleased information regarding exact amount of radioactive waste that hasaccumulated at the AECC secret, citing "commercial secrets."

Environmentalists estimate that there may be as many as 250 thousand tons ofdepleted uranium hexafluoride on AECC's territory.In 2006 then-President Vladimir Putin raised the idea of creatinginternational nuclear enrichment centers. He stated that such centers wouldgive countries transparent access to civilian nuclear technology withoutprovoking international fears that enriched uranium could be used for covertweapons programs by "rogue" nations. Russia's plan called for building firstsuch nuclear enrichment center on the base of the AECC.

In March 2007 the International Atomic Energy Agency deputy director generalYury Sokolov stated that the agency supports the idea of setting up aninternational uranium enrichment centre in Angarsk and will provideguarantees for the project. Sokolov described the center's fundamentalpurpose as bolstering the nuclear nonproliferation regime. He expected over30 countries interested in developing their nuclear power industry to becomeRussia's partners in the project.

The initial purpose of the Angarsk uranium enrichment center seems to havefaded into the background as Russia struggled to attract potential partnersfor the project. By the end of 2007 Russian officials used another argumentin support of the proposal, assuring "energy autonomy for nations." Firstdeputy prime minister of Russia, Sergei Ivanov, said that due to thedepletion of hydrocarbon reserves, the world is increasingly looking tonuclear energy as an alternative. He added that oil and gas supplies werehighly contingent on military and political situations, which have beenunstable of late in the main producing regions. Ivanov also said that anycountry willing to contribute money to the Angarsk uranium enrichment centerwill receive fresh uranium supplies for its own nuclear programs from thefacility. Critics of the project pointed out that Ivanov's assertion openedthe Angarsk nuclear fuel supply to anyone with the cash to pay for it.Environmentalists opposed the project for several reasons, including thefact that creation of the uranium enrichment center in Angarsk will greatlyincrease the amount of radioactive waste at the AECC. Some critics see theproject as a ploy by the federal government to make money off dumping othercountries' nuclear waste in Russia.

The first public protests against the Angarsk uranium enrichment centerstarted in Irkutsk at the end of 2006. In April 2007 environmental activistsheld a rally under the slogan "No Chernobyl at Baikal," which theycharacterized as a protest "against the environmental colonization of theBaikal region." In the summer of 2007 local environmentalists andanarchists, joined by activists from Moscow and the Far East, organized a"tent city" in Angarsk to express their opposition to the uranium enrichmentcenter. On July 14, before the protest camp began functioning, local policeofficers took ten activists to the Angarsk police station for questioningand identity checks. The activists reported that Federal Security Serviceagents conducted the questioning itself.

The protest camp officially opened on July 20. The local administrationinitially opposed the protesters' plan to hold rallies in selected areas oftown, stating that they scheduled "other public events" in those locations.The protesters persisted and managed to receive permission. It turned outthat the administration "misinformed" the anti-nuclear activists and no"other public events" have been scheduled anywhere in town after all.In the early morning of July 21, 2007 "a group of young men armed withknives and bats stormed the anti-nuclear tent camp in Angarsk." Theprosecutor's office reported that out of eighteen people present in the campat the time, eight received serious injuries. One young man, IlyaBondarenko, died at the hospital. Ilya was an anarchist from the city ofNahodka in the Russian Far East. Another two remained hospitalized with headconcussions, broken arms and legs. According to the prosecution's report, atleast 13 young men from Irkutsk and Angarsk, ages 16 to 22, participated inthe attack. The police arrested several of them the next day, and the youthtestified that they attacked the camp in retaliation for a beating a friendof theirs allegedly suffered from "anti-fascists." The camp activistsreported that the attackers burned their tents and belongings, stole theirpersonal things, including passports, and cursed out anti-fascists. The campparticipants had no doubts that they were attacked by neo-nazis, even thoughlocal police initially denied that they even have nazi followers in Angarsk.Igor, who participated in the anti-nuclear camp, told me that they receivedwarnings about a possible attack for several days in a row. One of the localboys said he got a text message on his phone advising him not to visit thecamp that night. "The police also warned us, from the very beginning, thatwe were in a criminal area and that we should leave," said Igor. Campparticipants wondered whether a connection existed between the local police,who performed daily identity checks on the camp activists, and theattackers. "The organizers [of the attack] definitely were neo-nazis. Therest were just people they knew, because in reality there are not that manyof them and it would've been difficult for [the nazis] to gather a crowd of20 or 25 people. Some of the attackers said later that their brother calledthem, asking to 'join in', or a friend invited them." I asked whether theseguys really showed up just to beat up people they didn't know personally. ToIgor that did not seem strange. "What do you think youth violence is?"However, he thought that the attack was a big event for its organizers.

"They had a plan of our camp, knew who they wanted to beat up, and who wassleeping in what tent. One of our daytime visitors must have been a scout oftheirs." Still, Ilya, the young man who died in the hospital from theinjuries he received during the attack, may have been an accidental victim."The [local neo-nazis] could not have known him even though he was a famousactivist in his town and many, even the fascists, respected him," said Igor.Our conversation took place outside of administrative court building duringa break in the hearings. The administrative judge acquitted two of Igor'sfriends the week before. She agreed with the defense that the police failedto prove any elements of the alleged crimes and relied on inadmissibleevidence. Police reports had only general accusations of the anarchists"cursing obscenities at the government and the police," throwing smokegrenades, and resisting arrest. In court police witnesses gave inconsistenttestimony regarding all charges. For example, some police officers testifiedthat "all of the anarchists yelled obscenities." The mayor who personallyarrested Sergei, one of the first anarchists to be tried, could not say forsure whether Sergei cursed or not. Another policeman testified that Sergeidid yell obscenities but when asked for specifics, said that Sergeicriticized the government, the president, and the local administration.Police evidence had other serious flaws. Two people who signed policereports as "attesting witnesses" testified in court that they did not attendthe demonstration and did not see the arrests. Instead, as they walked bythe police station two hours later, a policeman asked them to come in forseveral minutes. The "witnesses" signed all eighteen arrest reports withoutreading them. At the hearings the judge asked whether police explained tothe witnesses their rights and responsibilities. "No," said the young womanwho signed the papers accusing the arrested men. "Why didn't you read thereports?" The girl blushed. "This is the first time for me. I've never donethis before."

Igor hoped that the judge would dismiss his case "by analogy," but he couldnot be completely sure. The police chose to separate the cases instead ofcombining them, even though they involved the same charges, same witnesses,and same evidence. The lawyer who represented Sergei told me that thiscomplicated defense, since different attorneys represented each person. Theyhad to arrange for the witnesses to appear in court several times to repeatthe same testimony. "The witnesses can get confused and say somewhatdifferent things each time. Every attorney may have a different point on thebest way to defend his client. We don't have time to coordinate the defenseand we cannot combine the cases at this time." The lawyer in question,Alexander Dubrovin, said he took Sergei's case after one of the communistorganizers of the May Day rally called him and asked for help. Alexander,who is semi-retired, took the case for free. "Am I to ask for money from apenniless organization?" He has been an attorney for twenty years and itappears that he has often done pro bono work for the communist party in thepast. He thought that authorities arrested the anarchists to discredit thelocal communist branch and to make it harder for the party to receive rallypermissions in the future.

Not everyone thought that the demonstrators pursued pure ideologicalmotives. One of the policemen who testified at trial as a witness said to methat "either the youth has nothing better to do or someone is sponsoringthem." This police officer, dressed in plain clothes, followed the anarchistdemonstrators the entire time of the May Day rally. At trial he claimed thathe received second-degree burns after a hot substance landed on his head andjacket. He told me that he did not want to file any charges, especiallysince he did not see who threw the substance in question. "But my bossordered me to go to the hospital and file a report. I said, 'What's thepoint? It's not going to hold up in court anyway.'" He worked at thecriminal unit and initially was surprised to hear that the head of localpolice ordered his unit to participate in following the May Daydemonstrators: "We usually just deal with petty thieves."

Sergei Baksheev, Dubrovin's client, is a young man studying to be a lawyer.He became interested in anarchism after he saw a movie about a Ukraininananarchist Nestor Makhno, who in the early 1920s led an anarchist peasantarmy in a revolt against both the Bolsheviks and the White Army. No currentpolitical parties appealed to Sergei before that. He told me that localcommunists may have had several reasons to help the arrested anarchists."The Communist Party has gotten old. They need new blood. They are verydogmatic, even though they sympathize with us."

The fact that communists need younger recruits can be witnessed by anyonewho attends one of their rallies. Pensioners, old men and women who workedtheir entire life for the State and have seen their savings and theirpensions vanish, make up the vast majority of people in attendance. Thisyear's May Day demonstration in Irkutsk was no exception. Old men with caneswalked side by side with a small, tight-knit formation of young men in blacksweatshirts, who carried black-and-red banners. One banner identified themas "Organized Siberian Antifascists." A banner in the middle of the groupstated, "Self-governance is the way to freedom." A video posted on YouTubeshows that as the group passed by the Irkutsk Art Museum, hand flaresiiibegan to fly out of their formation, leaving trails of smoke and landing onthe sidewalk with a loud hissing noise. The people who walked nearby did notappear concerned. A few minutes later the police descended on the group andbegan to drag them away. Some of the old ladies tried to stop the policemen,yelling, tearing at their uniforms and even trying to block the road for thepolice van.

Igor told me that even though the local anarchists have attended May Dayrallies for five years in a row, they have not had problems with policeearlier. However, police has been showing interest in their activities."When you begin to participate in political activism in Russia, at first youare fine, but as soon as you are 'spotted,' they begin to work on you." Iasked him what he meant. "I think they enter you into some database. Ihaven't seen it myself but based on what I heard from others, they start adossier on you. I must have 'blown my cover' sometime in 2006. By that Imean that when we sent in notices of demonstrations, we included ourpersonal information. Of course it doesn't just vanish without a trace, andthe public safety police documents it. In 2006 the G8 summit took place inSt. Petersburg, and a lot of anarchists, as well as leftist activists ingeneral, went there to protest. Here [the authorities] put a hard stop toit. In Irkutsk two or three of our guys planned to go, but all of a suddenit turned into a [Hollywood] thriller. [Police] were spying on people'shomes, following them, putting pressure on them at work not to go. In theend three of our guys left, but only one made it to St. Petersburg. Theothers were taken off the train along the way."

Igor said that afterwards police started "visiting" him under differentexcuses. "They'd come to my home saying, we have information that your sonserved time, and we are checking all those who have been in prison. What dothey mean, I served time, if I never had? So they started to take aninterest in me. At first I got scared. I mean, it's always unpleasant whenstrangers come to your house and start saying something strange to you. Ikept thinking that it will affect my studies somehow, but it didn't. Theheavy stuff started after the [anti-nuclear] camp in Angarsk. The day beforeour final conference two officers showed up at my house, and under variousexcuses took me and my dad to the police station. I managed to leave, but mydad stayed and the head of the station gave him a talking-to. There areplenty of such examples that happened to others, too."

Igor was born in Irkutsk and received his degree in international affairsfrom the Irkutsk State University. He has an air of asceticism about him,which could be the result of his veganism. He got interested in anarchismduring his college years. I asked him what he found attractive about it."The theory itself, that a man determines his life himself, that there is nohigher authority or structures which dictate [the terms] to you. That isvery appealing to me, that I can decide how I want to live, how I choose mylife path. That in principle society should be organized according toprinciples of justice and not according to market laws or laws of thepolitical elite. In general society should strive towards justice, for allof its members, as opposed to laws of force." When asked what justice meansto him, he replied: "That people are equal, that everyone has equalopportunities. The state does not exist, because if there is any suchstructure and it has even a modicum of power, it will still dictate. As longas it has power, it will abuse this power." He said he believes thateveryone in a community must respect the rights of others. "Complete freedomdoes not mean anything that's good for me. Of course you must not harm othermembers of the community."

One would think that after centuries of revolutionary upheavals, spilledblood and resulting dictatorships Russians would discard idealism, but Igorand his friends surprised me. They have even organized businesses based onanarchist principles. "In Omsk, for example, I talked to people who createdteams which renovated houses, and divided proceeds equally. They didn't havea boss or someone running it, a director who would first take all profitsand then re-distribute them. Right now our friends in Irkutsk have a projectdistributing Linux, the free alternative operating system for computers. Twoor three of them organized an enterprise based on libertarian principles,meaning they are not in it to make lots of money; they are distributing anon-corporate product, and they charge only for their services."

To me such enterprises seemed similar to Israeli kibbutses. "If you takecommunism in its pure state, it has very much in common with anarchism,"acknowledged Igor. "An anarchist commune is really the same as a communistsociety, that's why it's often referred to as anarcho-communism. Manyanarchists sympathize with "leftist communists," the non-authoritarian ones.Often [anarchism and communism] are mutually complementary." However, Igorconsiders himself a man of practice and doesn't pay too much attention totheory. "What's the point of theory? So we'll write a few really good books,distribute them, people will read them and not do anything. If they don'tactually try to build this society, nothing will happen. You have to try itout in real life. That's why I'm always a bit skeptical of theory - I alwaysthink about how you can realize it in practice."

I asked Igor what changes he would like to see happen in Russia, inpractice. "I'd like to see people really use at least their political rightsto the full extent. That they don't go to jail for this, that there is nomoral or social pressure on them. Also, certain social justice, but the mostimportant thing is self-autonomy, that people stop depending on statestructures and begin to organize their lives themselves. There are some verygood examples [of such autonomy] in the Irkutsk community, of peopledefending their homes and their territory against high-rise constructionprojects. This is a great example because most of the people involved weregrandmothers. They formed a powerful nucleus and I think they even wonseveral law suits. It was very simple. People self-organized and were ableto defend their backyards. And at first they did not ask for help from anypolitical parties. Only later, when they had the first break-through,different parties and politicians started to come in, offering theirservices, trying to climb on the bandwagon."

When I asked him whether he considered most people in Russia to beapolitical, he disagreed with the form of my question. "It is not entirelycorrect to say that they are apolitical. First, what do we mean by politics?For me politics, at its basic, is not about parliamentarians or sessions atthe Duma [the Russian parliament]. My convictions are politics. How I buildrelations with others is also politics. That is politics in the larger senseof the word. How I build relations with a certain group of people. Forexample, I find fascism or Nazism unacceptable. That's my politicalposition, and it's politics, because I project it somehow, I try to showpeople what I consider wrong."

But he did admit that Russians had low direct participation in politicalissues. "Direct participation in political life, in elections or in specificpolitical movements, here we have problems. It's often difficult to movepeople to action. But we have to keep in mind that we had an era oftotalitarian government, when all political rights were reduced to voting'the right way,' and then the stormy 90s, when political intrigues andmake-believe presidential elections made people lose faith. It's a difficultissue. But I think that overall the situation is improving."

When I asked him to explain, he said that people have been taking moreinitiative. "Look at the movement against high-rise construction projects.They always pushed such projects through in Irkutsk, brazenly, but then themovement [against them] started, and these grandmothers began to put up afight. Of course if we dig deeper we'll probably find that they havedifferent political views, or don't have much of an idea about differentpolitical parties, but the fact that they stand up for their rights to memeans there is politics involved. It so happens that many novice politicianstry to build their career on such movements, because they represent a realforce. The issues involved cause a visceral public reaction."

Our interview took place on a porch in a courtyard outside of theadministrative court building. The spot felt strange - the building thathouses the administrative court of Irkutsk, and every building around it,look just like regular apartment buildings. As we talked, one of theanarchist activists came up to us to say that the case prior to Igor's hasjust been dismissed, for lack of evidence. I watched Igor walk into thebuilding, wondering why he cared so much.

Anarchist demonstrations and similar instances of public outcries may notseem than meaningful in the overall scheme of Russia's current history, butI agree with Igor that one has to look at them in the proper historicalcontext. It is only in such a context that they acquire real and importantmeaning. In contrast to the U.S. or countries of Western Europe, Russia hashad only glimpses of democracy. And whether one agrees with the idealsespoused by the Russian young men and women who want to abolish thegovernment, one has to admire their courage and hope that they will serve asan example to others to stand up for their beliefs.


Official site to Autonomous Action - Irkutsk: